Я тогда скептически вздернула бровь и хохотнула:
– Да как тебе сказать…
Небритый – примета плохая. Взъерошенный – до парикмахерской уже месяц дойти не может. Домашний весь. Уютный такой. Медвежонок. Самый любимый и родной медвежонок.
В общем, что ему сказать, я так и не придумала. Просто улыбнулась и, пока Димка в камеру показывал бабуле с дедулей своего нового пушистого друга со всех ракурсов, чмокнула мужа в губы, прошептав:
– Ты самый лучший.
– Точно, Птичка? Нельзя перед тестем и тещей ударить в грязь лицом.
– Поверь мне, они от тебя без ума.
И это не фигура речи.
После того как я рассказала про Гордея родителям, они разозлились, конечно. Прощения от Людмилы Витальевны и Марка Романовича Фоминых он точно может не ждать. Не настолько они мягкосердечные и наивные, как я. Но проклинать весь род Ремизовых не стали. После озвученного Яриком желания усыновить Димку он в их глазах взлетел куда-то до уровня солнца. Его сразу возвели в ранг любимого зятя и готовы были на него буквально молиться. Поэтому, думаю, отросшая борода и отсутствие прически точно волнует их в самую последнюю очередь.
Кстати, разговор об усыновлении у нас с Ярославом и Димой тоже состоялся. Ребенок отнесся к теме со всей серьезностью. Выслушал, подумал, переварил и сказал, что будет счастлив, если Ярик станет его отцом. Правда, смущенно заметил, что называть его папой ему пока непривычно и неловко. Но, как по мне, все это дело привычки. Да и не главное вовсе. Единственное – фамилию сын попросил двойную: Ремизов-Фомин. Так сказать, дань уважения деду, который заменил ему в детстве отца, и Ярику, который перенял эту роль со всей присущей ему ответственностью. Трогательный был день. И разговор душещипательный. Наверное, за этот год мною было пролито столько слез, сколько за все три десятка лет не наберется…
В общем, дни летели, жизнь кипела, семья крепла и сплачивалась, а новый календарный год неумолимо приближался. И в уходящем у нас с Яром оставался только один открытый вопрос. Вопрос, который накануне тридцать первого декабря сам собой и решился с появлением Ангелины Никандровны и Виктора Викторовича во дворе нашего дома.
Глава 58
Это был классный вечер. На календаре тридцатое декабря. Погода замечательная. Теплая. Снег валит пушистыми хлопьями. Мы с Яром вернулись с очередной и последней в уходящем году игры его команды, где я из ложи наблюдала, как наши разгромили соперника. Заскочили домой, бросили вещи и вытащили Димку с Ральфом на улицу, на вечерний променад.
Счастью последнего не было предела. Он буквально вылетел из подъезда, выволакивая за собой сына. Наш пес обожал снег. Клацал зубами, ловя кружащиеся в воздухе снежинки, и радостно таранил носом сугробы. Носился по двору, как бешеная белка, гоняя за собой Димку. Оба бесились, как маленькие дети. А потом и Ярика втянули, заставив играть в снежки. Муж с сыном устроили настоящую снежную баталию, а хвостатый скакал между ними, пытаясь эти самые снежки поймать в воздухе.
– Мам, ты видела?! Видела?! – в очередной раз, когда у Ральфа получилось перехватить и раскусить «снаряд», закричал Димка.
– Видела, – посмеиваясь, присаживаюсь на качели. – Один – ноль – ноль, ставлю на победу Ральфа. Проигравший, кстати, моет после ужина посуду.
– А выигравший? – стреляет глазами Яр. – Какой приз на кону?
Я улыбаюсь, показывая, что уж он без приза точно не останется.
Яр самодовольно хмыкает. И, на мгновение отвлекшись, получает снежком в плечо.
– Йес! – подпрыгивает Димка. – Один – один – ноль! Не зевай!
– Ну держись, малой!
Я с тихим смехом наблюдаю за перестрелкой своих мужчин, медленно покачиваясь на качелях. Растирая ладошки в перчатках, слушаю шуточные переругивания. Слегка вздрагиваю, когда впервые с губ Димки слетает:
– Пять – два – два – я выигрываю, бать!
Мое сердце обжигает. Это как первый раз услышать от младенца «ма-ма». Так же трогательно и волнительно. И пусть это вышло у сына скорее машинально и неосознанно, но это «бать» прошило насквозь.
И не только меня…
Ярик, тоже не ожидавший такого, на доли секунды зависает, запнувшись. Так и стоит, таращась на Димку во все глаза своими полными детского восторга. Тормозит прямо, пока сын в очередной раз не заряжает ему снежком по бедру. Только тогда муж снова включается. Но я успеваю поймать улыбку, которая трогает его губы. Это краткое мгновение счастья, отразившееся на лице мужа, глубоко въедается в мою память на долгие годы вперед.
Мы торчим на улице больше часа. Увлекшись наблюдением за мужчинами, я, естественно, не слышу ни скрипа снега, ни шагов за спиной. Сижу, словно в вакууме. Понимаю, что в наше семейное уединение вторглись, только когда позади раздается:
– Здравствуйте, Аврелия.
Подскакиваю с качелей как ошпаренная. Смех моих мужчин стихает. И как-то быстро, почти мгновенно, оба оказываются по правую и левую руки от меня. Щеки красные, парки и перчатки мокрые, дышат тяжело. Даже Ральф, и тот язык высунул, запыхавшись.
– Мам, пап? – басит Яр. – Неожиданно, – тянет отцу руку.
Тот ее пожимает.