Мы оставляем машину на подземной парковке и поднимаемся в квартиру. Пока я включаю свет и закрываю дверь, Димка уже скидывает кроссовки и топает в свою комнату. В прямом смысле топает как слон! Я провожаю его спину взглядом.
– Спортсмен, что приготовить на ужин?
– Пофиг.
– Может, что-нибудь закажем и отпразднуем вашу победу?
– Пофиг.
– Пиццу?
– Как хочешь…
– Или сразу две пиццы? Гавайскую и Пеперони, как ты любишь, м?
– Я же сказал, мне все равно!
– Дима, ну ты серьезно? – опускаются от отчаяния руки, когда в ответ на мою попытку помириться сын тупо хлопает дверью, показывая свой норов. Такие выпады для него большая редкость. Обычно он у меня мальчик спокойный и покладистый. Но сегодня его будто те курвы туалетные за нос укусили!
Нет, так дело не пойдет.
Я раздеваюсь и иду за ним следом. Сначала стучу в дверь и только после этого открываю ее. Заглядываю в спальню сына, опираясь плечом о косяк. Говорю мягко:
– Димка, давай поговорим.
– Не хочу, – бурчит.
– А я не хочу, чтобы ты на меня дулся.
– Я не дуюсь, мне просто надо делать уроки.
– Дуешься. Щеки вон какие большие, сейчас лопнут! – улыбаюсь и, как когда он был маленький, аккуратно тычу пальцами в щеки сына, сдувая. Вот только просчет. Ребенку моему уже не пять. Он дергается и отходит, вываливая на кровать учебники из рюкзака. Тетради перебирает. Ручками в пенале шуршит. Стулом у рабочего стола грохочет. Суетится, громко показывая, что разговор закончен.
Ни фига подобного.
Я поджимаю губы.
– Слушай, стой. Постой! – ловлю свое чадо с меня ростом, обнимая за плечи. – Я понимаю, что тебе нравится Ярослав. Я понимаю, что он твой кумир и пример для подражания буквально во всем! Но не забывай, пожалуйста, что наши с Ремизовым отношения – это игра. Фикция. Временный союз, который рано или поздно закончится. И мне придется строить личную жизнь. Ты же сам мне предложил найти классного мужика, – улыбаюсь. – Так почему, когда я пытаюсь общаться с другими мужчинами, ты на меня обижаешься? Я разве делаю что-то плохое или аморальное?
– Ты сказала, что он просто начальник. Значит, ты мне врешь?
– Нет, но…
– Тебе не надо никого искать, мам! Мы его уже нашли, – вспыхивает Димка. – Классного. Как ты не понимаешь? У тебя есть Ярослав, зачем тебе общаться со всякими Антонами Сергеевичами, ну? Они вообще тебя не стоят!
– Сынок, я уже объяснила тебе зачем.
– Плохо объяснила. Я не хочу, чтобы рядом с тобой ошивались такие павлины!
Я удивленно смотрю на сына. Он выворачивается из моих рук и отходит. Руки в карманы толстовки пихает и взглядом своим хмурым сверлит, в этот момент жутко напоминая мне Гордея. Тот тоже частенько психовал без повода, транслируя свое раздражение каждой долбаной клеточкой. Но Дима ведь не Гордей! Да и в целом… Я растерянно хлопаю ресницами. Это какая-то выборочная ревность получается. К Ярославу я тебя не ревную, а вот всем другим «не ам». Сомневаюсь, что Ремизов его настропалил, как дворового пса, кусать чужих. Просто тринадцать лет, кажись, рановато для того, чтобы начали играть собственнические инстинкты. Или я чего-то снова не понимаю?
Боже, как сложно быть мамой!
– Дим, давай просто успокоимся. Скажи, тебя кто‐то обидел? Тебе кто-то что-то сказал? Я не понимаю, почему ты себя так ведешь сегодня. На что ты злишься, не понимаю!
– Да на то, что вы, взрослые, такие… сложные. Ты нравишься ему, ясно?
– Антон С…
– Ярославу, мам! А он нравится тебе, и не говори, что это не так. Блин, я же не слепой! Почему вы не можете просто… – взмахивает руками сын, – признаться в этом друг другу и быть вместе! Зачем все так усложнять? Вот я же позвал Олю в кино. И мир не рухнул, прикинь?
– У нас с Ярославом все хорошо. Мы и так… так, стоп! – отдергиваю себя, понимая, что начинаю оправдываться, как нашкодившая малолетка. – Дима, отношения – это непросто. Чувства – это непросто. Взрослая жизнь – это непросто. И, к слову, твой идеальный Ярослав ни разу не сказал мне о своей симпатии, что бы ты себе не надумал. И даже не звал меня в кино, как ты свою Олю.
– А разве не ты меня учила, что главное не слова, а поступки?
– И к чему это сейчас?
– К тому, что ты либо специально игнорируешь все, что Яр для нас делает, либо просто ведешь себя как глупая девочка, мама.
– Дима, перестань!
– Что перестать?
– Ты меня обижаешь! Я не глупая девочка. И думать должна не только о себе, но и о тебе, ясно? Иногда мне приходится душить свои «хочу», выбирая наши. Я не понимаю, как разговор зашел в это русло и почему мы вообще сейчас ругаемся, но какой бы умный ребенок ты у меня ни был, тебе этого пока не понять.
– Тогда не надо было вообще меня рожать, если со мной так сложно! – вскрикивает Димка. Я проглатываю все высказанные и невысказанные слова, подавившись вздохом. Кровь отливает от лица, а вот к глазам, напротив, подкатывают слезы. Душит обида.
Не понимаю…
Не понимаю, что я сделала не так…