Обернувшись и убедившись в том, что мы в коридоре одни, смотрю на него снизу вверх и обвинительно сообщаю:
— С НИМ все нормально, но у меня гематома. Это из-за того, что… в общем, из-за того, чем мы вчера занимались.
Мой упрек доходит до него мгновенно. Чуть сдвинув темные прямые брови, шевелит своими гениальными мозгами, после чего издевается:
— Чем мы занимались? Уточни.
— Сам знаешь, чем, — понижаю голос.
— Блин, — качает головой, будто поражен до глубины души. — Ты меня удивляешь, отвечаю. Ты, блять, это слово из четырех букв вслух сказать не можешь?
— Вот такая я дремучая!
— Я знаю, какая ты, — склоняет ко мне голову так, что почти соприкасаемся носами. — Ко мне сейчас какие претензии? Я откуда знаю, можно тебя трахать или нельзя?
Открыв рот, резко осматриваюсь еще раз.
Грубиян!
Его упрек совершенно справедливый, но стресс, который я пережила этим вечером не собирается рассасываться вот так, по волшебству.
— Теперь знаешь, — объявляю, глядя в его горящие раздражением черные глаза.
— Ну, супер, — почти рычит он. — Тебе там что, укол бешенства всадили?
— У меня в организме все гормоны перемешались, — довожу до его сведения. — И это, кажется, только начало. Так что если хочешь, чтобы я помалкивала и не доставляла проблем, так не получится. Поэтому, либо смирись, либо…
— Либо? — выгибает брови.
Я знаю, что зашла слишком далеко, только я сказала правду. С ним и в обычное время, как на американских горках, а сейчас я с трудом себя контролирую и удобной быть не смогу. А ведь это только шестая неделя. Что будет дальше?!
— Либо смирись, — отрезаю, понимая всю нелепость своего заявления.
— Богатый выбор, — кивает.
— Угу…
Смотрим друг на друга, как боксеры на ринге, но правда заключается в том, что несмотря на свой дерьмовый характер, именно он всегда находил для нас обоих компромиссы. Может потому что он старше, а может, потому что это у него в крови. В любом случае, ни с одним человеком до него у меня не было потребности в компромиссах на каждом-каждом шагу.
Обведя глазами коридор за моей спиной, он вдруг говорит:
— Может, я тебе просто рот заткну?
Отличный компромисс…
— Как грубо, Дубцов, — отворачиваюсь.
Резко подняв руку, он накрывает ею мой затылок и, сгорбившись, разбивает последние сантиметры между нашими лицами. Припечатывает мои губы своими, и от неожиданности сталкиваемся зубами.
Хватаюсь пальцами за футболку на его груди, вставая на цыпочки.
Жесткой хваткой Кир сжимает мою талию второй рукой, вжимая мое тело в себя и раскрывая мои губы горячим языком.
По позвоночнику проносятся мурашки.
Руки веревками обвивают его шею.
Пускаю его внутрь, с дрожью ощущая каждый кусочек его твердой груди и бедер.
Жадно целуемся, пока хватает дыхания и пока где-то позади него не хлопает дверь.
Роняю голову на его грудь, делая шумный рваный вдох.
Чувствую, как сильно и ритмично стучит в его груди сердце. Он теплый и до невозможности настоящий. Кладет на мою макушку подбородок, хрипловато замечая:
— У тебя новая комплектация? Бешеная ведьма?
Мое напряжение сдувается. Уходит, как воздух из воздушного шарика.
Что за чертовы пляски?
Всхлипнув, вдыхаю запах его футболки и шепчу:
— Называй, как хочешь.
— С детенышем нашим что? — спрашивает жестковато.
Прикусываю горящую от его поцелуя губу. Выбор слов заставляет трепетать сердце. Вокруг него собирается тепло, от которого к горлу опять подкатывает ком.
— Угроза… выкидыша… — произношу вязкие слова. — К врачу надо. На пятый этаж.
Выдохнув, Кир разжимает руки.
Вяло отстраняюсь и заглядываю в его лицо.
— Дерьмо, — резюмирует, глядя на меня.
Мы оба не понимаем, что и как делать, но его спокойствие действует на меня магически.
— Не ругайся, — прошу, изображая серьезность. — Он ведь слышит…
— А что, у него уже уши есть?
Во всей этой ситуации нет ничего смешного, но я смеюсь.
— Нет у него ушей!
— Тогда, в чем проблема?
— Пошли, — рычу, таща Дубцова к лифтам, схватив за рукав куртки.
Из-под него торчит кусок какого-то бандажа, который я заметила еще в машине.
Что за невезение?
На нас кто-то наложил заклятие?
Оставив Кира в коридоре вместе со своими вещами, захожу в кабинет гинеколога. К моему удивлению, это пожилой мужчина с живыми и веселыми глазами, и все время, пока длится осмотр, я сгораю от неловкости. Кроме Дубцова голой ниже и выше пояса меня не то что другой мужчина, а вообще никто не видел. И не трогал тоже. Он мой первый во всех смыслах. До него я даже ни с кем не целовалась, а после него ни с кем другим и не хочу. Мне ста лет не хватит, чтобы им насытиться!
— Хорошего мало, — вздыхает врач, стягивая с рук одноразовые перчатки.
Пока одеваюсь, замечаю, что за окном начало темнеть.
Усевшись за стол, врач изучает результаты моего УЗИ, после чего сообщает:
— Придется вам у нас погостить… Анна Николаевна. А когда отдохнете, быстренько искать себе постоянного врача.
Киваю, понятия не имея, какие вопросы должна ему задавать.