Семья для мажора

Отодвигаю дубленку и усаживаюсь на диван.

— Иди сюда, — зову ее, откидывая в стороны полы куртки.

Меня дико плющит, когда пристраивает попу на моей ширинке. Не от похоти, а от того, как я, твою мать, люблю ощущать ее рядом.

Вытянув ноги между моих, откидывается мне на грудь. Напряженная и тихая.

Тихоня…

Черт.

Кладу свободную от бандажа ладонь на ее плоский живот. Он напрягается, а потом расслабляется. Носом прижимаюсь к ее шее, волком глядя на все, что нас окружает: белые коридоры и двери с информационными табличками.

Херня, но именно в этот критический момент наш ребенок становится для меня реальнее некуда. Вдруг, как пьяный, понимаю, что дико хочу увидеть ее беременной, и все окружающее нас воспринимаю враждебно, как угрозу.

По ее телу проходит легкая дрожь, лежащие на моих коленях пальцы сжимаются.

— Калинина! — из-за двери появляется голова медсестры.

Аня напрягается.

— Пфффф… — выдыхает, выпрямляясь.

Встаю вместе с ней.

Послав мне быстрый взгляд, скрывается за дверью.

— Блин, — бормочу, глядя в потолок.

Дерьмо ситуации заключается в том, что я не уверен, сможем ли мы вывезти эту потерю, не обломав дохрена зубов.

Глава 34

Аня

— Полных годиков нам сколько? — слышу вопрос врача сквозь навязчивый шум в ушах.

Лежа на больничной кушетке, смотрю в потолок, считая пищащие сигналы большого аппарата УЗИ. Я никогда не болела настолько критично, чтобы посещать медицинские учреждения, тем более, два раза на неделе, а теперь я здесь прописалась.

— Девятнадцать… — полушепчу, но в маленькой комнате кабинета так тихо, что женщина меня отлично слышет.

— Молоденькая совсем, — бормочет, вызывая у меня приступ легкого смущения.

Бродящая по моим венам паника не позволяет придумать на ее заявление хоть какой-то ответ, ведь меня бросает то в жар, то в холод, и “расслабиться” я не смогла бы, даже если бы мне за это заплатили. Я жру себя изнутри. Обвиняю в том, что это я виновата, но я ничего не знаю о беременностях. Совсем! Я не знаю, можно ли удержать в себе ребенка силой мысли, но именно этим я и занимаюсь. Я проносила его в животе целых шесть недель. Может я не представляю, каким он будет, но я чувствую его. Как он меняет мое тело, как обустраивается в нем. Это инстинкт? Я уже хочу его. Хочу!

“Пожалуйста…” — со злостью обращаюсь сама не зная к кому.

— Первая беременность? — слышу еще один вопрос.

— Угу, — отзываюсь.

— Спросишь тоже, — весело брякает сидящая за столом в углу медсестра.

— А что такого? — цокает врач. — Молодежь у нас сейчас продвинутая, но контрацепцией не все владеют. Впрочем, как и во все времена.

— И не только молодежь, — посмеивается та.

Сжимая пальцами края свитера, мечтая только об одном — узнать, что там творится у меня внутри. То, что нашего с Дубцовым ребенка автоматически записали в “случайность”, меня совсем не волнует. Случайный или нет, он нужен мне. И ему нужен. Мы ему нужны. Хоть он и ведет себя, как дурак, нам он тоже нужен. Не из-за денег и прочего, а потому что я люблю этого дурака.

Размазав по моему животу холодный гель, женщина спрашивает:

— Животик болит? Тянет?

Это почти материнской участие меня расклеивает. Может быть это что-то, чего мне интуитивно не хватало в жизни — женского участия. Хоть я и не хочу обижать своего деда, я чувствую благодарность за участие этой посторонней женщины.

— Да… немного… — отвечаю ей.

— Ну посмотрим, что там у нас, — говорит бодро.

Ультразвуковой датчик плавает по моему животу, размазывая гель и вдавливаясь в мышцы. Глядя на экран, она молча изучает картинку, а когда начинает говорить, я вся напрягаюсь.

— Частота сердечных сокращений в норме…

С силой закусываю губу.

От облегчения хочется взвыть.

— Вот он, наш малыш… — бормочет женщина себе под нос.

Изучает экран какое-то время, после чего диктует медсестре:

— Гипертонус… гематома в нижней части матки… вот откуда кровяные выделения.

— Это опасно? — выпаливаю.

— Ну… — поправляет свои очки. — Это вам доктор скажет, но думаю, все нормально будет.

— Ясно… — выдыхаю, снова глядя в потолок.

— К доктору прямо сегодня. Не затягивайте. Мы же хотим малыша сохранить?

— Очень, — киваю.

Ее голос тихий, но это меня не успокаивает. Пока она рассказывает о том, как возникают гематомы, я проклинаю себя и свою дурость. Дубцову в моей голове тоже достается, потому что он прямой участник всех моих бед, но лучше умереть, чем никогда его не встретить.

Десять минут спустя забираю результаты и выхожу из кабинета.

Кир стоит рядом с дверь, опершись о стену плечом и сложа на груди руки.

На его лице мрачное выражение, отросшие волосы растрепаны.

Возможно, у меня гиперчувствительность ко всему на свете, потому что от каждой его черты, от каждого контура его тела, меня просто колбасит.

Впившись в меня взглядом, он выпрямляется.

— Отлично постарались! — говорю ему, размазывая по щекам слезы.

Подойдя к дивану, хватаю свою дубленку и сумку.

— А по-русски? — слышу хрипловатый вопрос за спиной.

Я понимаю, что должна злиться только на себя, но он здесь, и я решаю разделить ответственность между нами.