Семя Гидры

За спиной раздавались быстрые шаги. Кто-то сбегал по лестнице.

— Отошёл от двери! — приказали сзади.

Иван обернулся.

В руке верзилы блестел вальтер. Откуда-то из-под лестничных глубин вышли ещё два негритоса, чёрные как перезрелые сливы, и у каждого в руке по пистолету.

В оранжерею спустился гер Кунц. За ним следовала медсестра со шприцом наготове. Стеклянная колба наполнена. На торчащей вверх длинной игле блуждают солнечные блики.

— Фрау Хильда, вколите господину Усику два кубика анксиолитина, — на ходу распорядился гер Кунц.

Один из охранников, что помоложе подсочил к Ивану и умело заломил руку за спину. Второй громила схватил другую руку за запястье и предплечье и, распрямив её до хруста в суставах, выставил перед фрау Хильдой.

Женщина подставила под локоть холодную, крепкую и отнюдь не женскую по силе ладонь и, не целясь, ввела иглу в вену. Сделала она это виртуозно. Иван практически не чувствовал укола.

Лекарство потекло по венам. Голова отяжелела как под действием алкоголя. Шее всё труднее получалось удерживать вертикальное положение. Глаза повлажнели, веки налились свинцом. Непослушные ноги растворились в полу, и всё тело быстро наполнилось истомой.

Негры усадили Ивана в плетёное кресло. Под голову подложили соломенный пуфик.

— Спасибо фрау Хильда, — сказал Кунц.

Заложив руки за спину, он склонился над Иваном. Беззвучно шевеля безгубым, точно прорезанным бритвой ртом, принялся разглядывать сетчатку в подрагивающих веках.

— Спирабилицин в крови пока не вступил в полную регенерацию, — задумчиво произнёс Кунц и, обращаясь к Ивану, добавил воспитательным тоном: — Вам противопоказано делать резкие движения. Организму нужен покой. Дайте ему завершить начатое. Если подобное повторится, мне придётся посадить вас на цепь.

— Там Брижит… — Иван вяло указал в сторону бассейна. Пальцы на руках немели. — Та девушка… Стюардесса нашего самол…! Вы что не понимаете? Вы кто такой?!

— Я могу устроить в вашем мозгу маленький взрыв, — холодно предостерёг гер Кунц. — И если не хотите превратиться в овощ, строго следуйте моим инструкциям.

Игра в странные-ответы-на-странные-вопросы давно приобрела вид диалога немого с глухим, а всё происходящее отдавало каким-то древним мистицизмом вперемешку с районной психбольницей.

— Теперь вы знаете, что мальчик жив, — продолжал Кунц гипнотическим тоном. — Вы так же знаете, что девушка, которую считали погибшей, тоже жива. Вы получили сегодняшнюю порцию положительных эмоций. Сейчас ваш сон станет спокойным, и реакция достигнет максимума.

Реакция? Неужели они вкололи ему наркотик? Смысл?

И тут как гром среди ясного неба! Так вот оно что! Изо всех сил пытаясь не терять сознания, Иван произнёс заплетающимся языком:

— Это всё вы? Всё ради миллионов ста… старика Крофта? Я прав? Я тоже умею ана… анализи… ровать. Но почему я? З…за меня вы не получите и гроша…

— Да, — буднично ответил Кунц, — в какой-то мере вы правы. Но не ради выкупа. — Удивительно, но за весь их короткий диалог Кунц впервые дал ответ на прямо поставленный вопрос. — Человека выкрасть несложно, и вряд ли кто-нибудь в миллиардной Индии озаботится судьбой пропавшего туриста. Но нам нужны гарантии.

Он вполоборота развернулся к стоящим за его спиной неграм:

— Вы трое, когда он достигнет нормы, отнесите в процедурную и организуете круглосуточное наблюдение. Глаз с него не спускать. Не справитесь, каждый лично ответит перед Доктором.

Кунц ушёл, а Иван спустя минуту и вовсе перестал чувствовать собственное тело. Будто он на стометровом погружении и у него отсутствует какая-либо плоть. Есть лишь океан, а он — часть его.

Струи воды и света пронизывают сверху вниз. Он — течение. Он — глубина.

Рядом Брижит. Она подставляет лицо под ласковые струи. Её лицо бесстрастно и блаженно. Она течёт вместе с Иваном. Их течения то сливаются, растворяясь друг в друге, то расходятся в разные стороны.

— Рады видеть вас, месье Усик, на борту нашего судна, — журчит вода. — Я рожу тебе замечательных детей…

Откуда этот германец, обзывающий его Йоханом, знает его фамилию?

Между пальцами зачесались ладони. Иван растопырил пальцы перед глазами. Из средних фаланг, словно молодые листочки из набухших почек, пробивались навстречу друг другу нежно-зелёные отростки. Местами они сращивались в тонкие прозрачные перепонки.

У Брижит между пальцами уже были такие. Плотные широкие перепонки как у водоплавающих.

В русской сказке обычная лягушка превратилась в прекрасную царевну. А как она превращалась обратно, из царевны в лягушку? Регенерация? Действие таинственного и ужасного Спирабилиса?

Но теперь Ивану было всё равно. Яркие краски сменялись ещё более яркими, и им не было предела. Регенерация достигала максимума, и без разницы, что с чем вступало в реакцию. Иван хохотал, хотя и не чувствовал ни рта, ни лица. Он плыл, хотя не ощущал ни рук, ни ног. Он жил, но можно ли это назвать жизнью? Скорее состоянием, что ты есть, и ты есть Всё.

Если бы он был поэтом, то назвал бы это «Состоянием воды». Ведь вода никогда не умирает. Переходя из одного агрегатного состояния в другое, она вечно жива.

Живая вода.