Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света

- Тут другое дело. Но и то наказывать надо строго, чтоб в первый и последний раз, - ответил Федин.

- Человек плохим не рождается, - книжно заговорил Шаромпокатилов. - Плохим его делают разные обстоятельства жизни. Среда, например. Надо воспитывать человека.

- А он не желает воспитываться, - с подначкой произнес Ефремов. - Ни в какую. Ты его воспитывать, а он тебя ножом.

- Тогда его надо судить, - согласился Шаромпокатилов.

- Это когда ж - тогда? - спросил Федин. - Когда он тебя прирежет? А не лучше ли его прихлопнуть до того, как он тебя прикончит? Со шпионами и прочими врагами народа у нас разговор короток. А с рецидивистами и разными уголовниками - кокетничаем.

- Напиши Калинину, пусть закон издаст такой, чтобы бандитов истреблять, - в шутку посоветовал Матвеев.

- Что писать… - отозвался Федин. - Тот, кто законы издает, тому никакие бандиты-хулиганы не страшны, он в безопасности. А коснулось бы дело его самого или его родственников - вон как у сержанта сестренку зарезали, - тогда б и закон был.

- Почему разговоры после отбоя?! - вдруг раздался у входа в дзот суровый голос Глебова. - Сержант Колода, у вас нет порядка.

- Слушаюсь, товарищ лейтенант! Будет порядок. Прекратить разговоры! Всем спать!.. - строго прокричал сержант.

Глебов вышел из дзота. Надоедливо звенел комар. Ночь была теплая, мягкая, и небо казалось мягким, ласковым и совсем недалеким, и звезды мерцали весело, озорливо. Душная росистая тишина лежала широко во все концы, и даже за рекой не гудели моторы. Мухтасипов ушел на проверку нарядов на левый фланг, в три часа он должен вернуться, а в четыре на правый фланг пойдет Глебов. Можно еще поспать. Емельян посмотрел на часы - было ровно двенадцать - и направился на свой КП. Вдруг на той стороне прямо напротив заставы вспыхнуло яркое пламя, потянулось к небу длинными языками, брызнуло ввысь золотыми искрами. Странный костер встревожил лейтенанта. Он остановился в десяти метрах от своего дзота, негромко крикнул:

- Дежурный! Дайте мне бинокль.

Вышел Полторошапка с биноклем в руках, передал Глебову. Тот сказал:

- Я полезу на вышку, часового предупредите.

Пламя было настолько ярким, что его увидел находившийся в квартире политрука капитан Савинов. Он еще не спал. Оделся и пошел на КП. Спросил старшину:

- Что там горит?

- А бис его знае, может, пожар, а может, просто забавляются. Или стог сена подожгли.

- Где начальник?

- На вышке.

Костер горел недолго, минут пять. Возвратившийся на КП Глебов сообщил, что одновременно с вышки видел еще костры далеко на флангах.

- Что б это значило? - вслух спросил Савинов. Глебов не ответил. Он повертел ручку телефонного аппарата, чтобы сообщить о кострах дежурному комендатуры. Ответа не было: в трубке тишина. Он резко и продолжительно повторил звонок. Телефон не работал.

- А-а, черт! - выругался Глебов. - Связь повреждена. Совсем не вовремя.

Савинов постоял молча минуты три и, видя, что Глебов упорно не желает его замечать, пошел на квартиру политрука. Он был зол и взвинчен. Зол на Глебова, который демонстративно игнорирует его, зол на начальника особого отдела, который вчера выразил свое недовольство работой Савинова.

- Ваши предположения, капитан, по поводу враждебной деятельности Грачева построены на песке, - говорил начальник контрразведки. - У вас нет убедительных доказательств. Нельзя строить обвинения на одном лишь подозрении. Эдак можно любого зачислить в разряд врагов народа. Так работать нельзя, капитан.

"Завидует мне, боится моего выдвижения, - думал Савинов о своем начальнике. - Посмотрим, чем кончится провокационная затея Грачева вывести отряд на огневые точки… Посмотрим".

Уснул он далеко за полночь.

ГЛАВА ПЯТАЯ. КРОВЬ ГОРИТ ОГНЕМ

1

Миллионами глаз смотрело на землю безмолвное, настороженно-задумчивое июньское небо. Была самая короткая, тихая и теплая ночь. Теплом и зеленью дышали кусты. Тишина лежала везде, даже за рекой по ту сторону границы, тишина казалась росой, которая также лежала везде: на траве, на кустах, на дозорной тропе и контрольно-вспаханной полосе.

Наряд идет дозорной тропой правого фланга. Впереди старший - Матвеев, флегматичный, добродушно-насмешливый, сзади его друг Поповин.

На востоке небо начинает светлеть, там медленно и заметно гаснут звезды. Светает не плавно, а скачками, как передвигается стрелка электрических часов. Зримо тает ночная мгла, опускается к земле, ниже, ниже, к лощинам, к реке, стелется туманом. Еще до восхода запели первые птицы, где-то далеко на хуторе Ольховец протяжно заорали проснувшиеся петухи, сонно залаяла разбуженная ими собака и внезапно умолкла. Все звуки казались отчетливыми, звонкими, чистыми.