Семья как семья

Злоба и резкость ее слов крайне неприятно меня поразили. Я ведь сделал только то, о чем она просила. Интуиция побудила ее предложить мне эту нелепую миссию, а когда все кончилось крахом, она возложила ответственность на меня. Она вполне могла догадаться, что это более чем странное «собеседование с кандидатом» вызовет у Клемана раздражение. Как-никак она знает его лучше меня. По правде говоря, я не только понимал реакцию Клемана, но и был согласен с ним в одном важном пункте: любовные отношения всегда связаны с риском. Лола боялась, и все ей казалось непонятным. Но любовь невозможна без страдания. Она могла бы переспать с другим парнем, с кем ей было бы спокойнее, но как бы тогда она познала подлинное любовное опьянение? Мне вспомнился диалог из фильма Франсуа Трюффо «Сирена с „Миссисипи“». Этот же диалог он воспроизвел и в «Последнем метро»:

Жерар Депардье. Ты так прекрасна, что смотреть на тебя – страдание.

Катрин Денёв. Вчера вы говорили, что это радость.

Жерар Депардье. Это радость и страдание.

Лола хотела радости без страдания, а я хотел ей это подарить. Ведь она говорила со мной впервые, и я надеялся, что моя миссия положит начало доверительным отношениям. Вышло же наоборот: теперь меня ненавидит еще один член семьи Мартен. Может, мой роман кончится тем, что мне перестанут доверять все его пятеро персонажей. Так обычно и бывает с любителями писать автобиографические книги: в итоге автор превращает окружающих во врагов. Того и гляди на пути издания романа встанет какой-нибудь адвокат. Ладно, в крайнем случае я могу изменить имена. Но я надеялся, что до этого не дойдет. Должна же существовать золотая середина между реальностью и подсудными действиями.

64

Я вернулся домой с неприятным ощущением стыда – позволил кричать на себя мальчишке-старшекласснику. Мне ничего не хотелось делать; писать казалось в этот момент самым глупым на свете занятием, почти таким же бессмысленным, как ловля рыбы на мушку; впрочем, тут я не был полностью уверен. Растянувшись на кровати, я собрался было отправить сообщение Мари (несмотря на решение подождать сначала ее послания), но и тут не ощутил ни малейшего вдохновения. Надо бы обзавестись возможностью нанимать авторов, которые в нужный момент подсказывают вам уместные реплики, этаких мастеров эсэмэсок, Сирано де Бержераков 2.0. Только никто не смог бы ничего за меня написать, потому что я и сам не знал, что, собственно, хочу выразить. Нельзя же без конца повторять: «Я о тебе думаю».

65

К счастью, бурные волнения дня слегка уравновесило некое событие. Мне позвонила Валери – рассказать, что произошло накануне. Вначале она спросила, удобно ли звонить так поздно. Я взглянул на телефон: было около полуночи. Как так получилось? Я провел пять или шесть часов во временнóм Бермудском треугольнике. Мои умственные блуждания распространились по миру, где часы приняли скромную внешность минут. Мне часто случалось теряться в закоулках собственных мечтаний, но никогда еще я так остро не ощущал невидимый бег времени. Обычно такое испытываешь в моменты безумной радости. А у меня выходит наоборот. Меня стимулирует скука: именно в пустоте я не замечаю, как бежит время.

– Простите, но я никак не могла позвонить раньше, – продолжила Валери.

– Ничего-ничего, не страшно.

– Вчера произошло нечто невероятное.

– Правда?

– Я прямо в себя не могу прийти. Между прочим, в конечном счете это все, возможно, благодаря вам.

– Так что же произошло?

– Это про Патрика.

– Что?

– Говорю вам, я в себя не могу прийти. Это… это… у меня просто нет слов…

– Расскажите мне.

– Ладно, лучше всего начать с самого начала.

– Слушаю, – сказал я, стараясь скрыть нетерпение. Ужасно хотелось поскорее узнать, что же это за таинственное событие.

Пока я оставался на лестничной площадке, дети пошли спать, а Валери вынула из шкафа одеяло и бросила его на диван. После двадцати пяти лет совместной жизни Патрика впервые изгоняли с супружеского ложа. Было из-за чего обеспокоиться. За раздельными спальнями нередко следует раздельная жизнь. Патрик, словно оглушенный, безмолвно подчинился. Он знал, что зашел слишком далеко: нельзя вести себя так агрессивно. А ведь ему вовсе не свойственно вот так вот выходить из себя, по натуре он никакой не холерик, а, наоборот, очень сдержанный, иногда прямо-таки интроверт. Его внезапная ярость, выплеснувшаяся за рамки привычного поведения, просто поражала. По мнению Валери, он повел себя недопустимо. Валери больше не хотела с ним разговаривать. Ни сейчас, ни позже. Поистине капля переполнила чашу. Как он мог? Ей было стыдно за него, а от этого чувства не скоро отделаешься. Хуже того: все произошло на глазах у детей и постороннего свидетеля. Можно понять, что страдание вызывает истерику, но от других это должно быть скрыто. Да, действительно, он зашел слишком далеко.