Семья Хомячковых

– От тебе раз, – проговорила Фаня, вертя в руках заветную бумажку. – Одно из трех, или у вас в профкоме этот год объявили годом юмора или до тебя наконец–то дошло, куда ты, вот уже пятнадцать лет, каждое утро ездишь или я ничего не понимаю.

– Это мне дали за мой добросовестный труд, – гордо заявил Хомячков.

– Ой, да ладно. За твой добрый и совестный труд положена путевка на южный берег Белого моря, а не на северный Черного. Может, она фальшивая? с надеждой в голосе спросила жена.

– Мне ее сам председатель вручил.

– Ладно, – махнула рукой Фаня, смирившись с неизбежностью, – Сочи так Сочи! Когда ехать? Через два дня? Значит, завтра ты оформляешь отпуск и получаешь отпускные. И пусть попробуют не выдать!

– Уже.

– Что уже?

– Уже оформил и получил, – сказал Хома и положил на стол туго набитый кошелек.

– Милый, с тобой все в порядке? Головкой не обо что не ударялся? Током не било?

– Нет, а что?

– Да хоть режь меня, не поверю, что это ты сам, без чьей либо помощи сделал? А впрочем, я теперь не удивлюсь, если увижу, как слон с бабочкой заигрывает. Давай–ка, вундеркинд ты мой, решим, что с собой брать будем.

– Ну, во–первых трусы, майку, носки, – сказал Хомячков,присаживаясь возле супруги.

Она промолчала.

– Лыжи можно взять, говорят, там на них по воде катаются, – продолжил Хома.

– Коньки возьми, в них нырять удобно, – посоветовала жена.

– Нет, коньки брать не буду, а вот маску возьму. Помнишь ту, новогоднюю, Бармалея?

– Ты что? Хочешь, чтобы в Черном море экологическая катастрофа разразилась, вся рыба от испуга передохла? Не позволю брать Бармалея – рыбку жалко, – несколько минут она рассматривала муху на потолке, затем мечтательно сказала, – Там есть красивые белые теплоходы, мы будем на них кататься и кормит с палубы чаек.

– Тогда нужно взять побольше сала хлебом и еще я сделаю салат из капусты, – составил Хомячков меня для птиц.

Фаня взглянула на супруга и с улыбкой людоеда добавила:

– А когда начнется шторм, я надеюсь, тебя смоет за борт первой же волной.

– На этот случай нужно обязательно взять с собой свисток. Говорят свист отпугивает акул.

– Нет, дорогой, свист им подсказывает, где находится обед. Но свисток захвати, он и мне облегчит поиски, если ты потеряешься.

Хомячков еще хотел было что–то предложить взять с собой, но жена легким движением руки, отправила его на диван и единолично стал готовиться к предстоящему путешествию.

Дни перед отпуском, как и сам перелет в Сочи, прошли более–менее спокойно, если не считать, что в самолете Хомячков наотрез отказался садиться, говоря, что сидячие места лишь для пожилых и инвалидов. Когда же, наконец, Фаня доходчиво попросила его сесть в кресло и пристегнула Хому ремнем, он обратил внимание стюардессы на то, что в салоне нет табличек типа «Выдерни шнур, выдави стекло» или «При аварии разбить стекло молотком». На что девушка ответила, что при аварии стекла, как и все остальное, разбиваются сами.

Когда самолет взлетел, Фаня не надолго отлучилась в туалет, а Хомячков тем временем позвал стюардессу и начал расспрашивать ее о том, что: «Не превышает ли скорость летчик? Есть ли вероятность остановки нашего самолета воздушным ГИБДД? И как может пилот находить дорогу, если за все это время не встретился ни один указатель направления?», но тут вернулась супруга, и Хома счел за благо немного подремать.

Проснулся он, когда самолет пошел на посадку. Через полчаса они уже стояли у здания аэровокзала в очереди к такси, а еще через час входили в здание дома отдыха.

– Вот это фикусы! – восхитился Хомячков, разглядывая стоящие в холе пальмы.

– Пошли, ботаник, – потащила его за руку Фаня, в выделенную для них комнату.

Побросав сумки, Хомячковы первым делом пошли на пляж.

– Дорогая, красота–то какая! – восхищенно проговорил Хома, любуясь пестротой купальников и плавок, от обилия которых нельзя было различить какого цвета песок.

– Ой, смотри, море! Пошли скорей! – воскликнул он, но, сделав пару шагов вперед, Хомячков поскользнулся на чьем–то животе и угодил головой в песок, а пинок сзади предал ему ту позу, в которую обычно становятся страусы, когда чего–то бояться.

– Ты чего выставил всем на показ свое второе я? – спросила Фаня, выдернув его из песка, словно морковку с грядки.

– Скользко очень! Понатираются всякими мазями, приличному человеку даже ступить некуда, – оправдывался Хома, вытряхивая песок из ушей.

Аккуратно, чтобы снова на кого–нибудь не наступить, они стали пробираться к морю. Благополучно миновав лежбище отдыхающих, Хомячковы вышли в полосу прибоя. Увидев надвигавшуюся на них волну, Хома издал воинственный крик «И–их!» и бросился ей на встречу, но видимо его вид так напугал ее, что волна, не закончив своего бега, шарахнулась обратно, а Хомячков снова вспахал носом песчаное дно. Он бросился во вторую волну, но результат был тот же.

– Что–то сегодня море не приветливое, – сделал Хома вывод, выплевывая ракушки.

– А оно незнакомых мужчин к себе не подпускает, – сказала Фаня и смело направилась к воде, но набежавшая волна подхватила ее и отбросила назад на Хомячкова.