Семья Корлеоне

— Дамы и господа, — объявил Джонни, обращаясь к публике, — следующую песню мне хотелось бы посвятить моему близкому другу Сантино, Сонни Корлеоне, и той очаровательной девушке в бледно-лиловом платье, — он указал в противоположный конец зала, а Сонни в свою очередь указал на Сандру, — слишком прекрасной для такого балбеса, как Сонни, однако по какой-то причине, недоступной простым смертным, она, судя по всему, только что согласилась выйти за него замуж.

Публика ответила сдержанными аплодисментами. Нино встал и, едва не выронив мандолину, раскрыл свои объятия Сонни и Сандре.

— Это новая вещь Гарольда Арлена,[53] — продолжал Джонни, — и я склонен думать, что именно так должен чувствовать себя мой друг Сонни.

Обернувшись к Нино, он что-то шепнул ему на ухо, затем склонился к микрофону и запел «Весь мир висит на ниточке».

Забыв про еду, Сандра зачарованно не отрывала глаз от сцены. Потянувшись через стол, Сонни взял ее за руку, и они вместе с остальными посетителями молча слушали песню.

В заведении Анджело официант только что принес накрытое блюдо к столику, за которым беседовали между собой Клеменца и Дженко. На красной скатерти стояла в плетеной корзинке толстенькая бутылка кьянти. Поставив локти на стол, Дженко стиснул ладони, указательными пальцами сжимая себе кончик носа. Говорил в основном Клеменца, а Дженко слушал, время от времени кивая. Ресторан был крошечным, всего шесть столиков, составленных рядом. Клеменца сидел спиной к кухне, у обитых кожей дверей с окошками, в которые Дженко был виден Анджело у плиты за столом из нержавеющей стали. Остальные четверо посетителей сидели у противоположных стен, друг напротив друга, образуя маленький равнобедренный треугольник: их два столика в основании, а Клеменца и Дженко в вершине. Тишина в зале нарушалась лишь приглушенными голосами за тремя столиками и стуком кастрюль и сковород, изредка доносящихся с кухни.

Чтобы войти в ресторан с улицы, двоим Энтони пришлось спуститься по трем ступеням вниз и открыть массивную дверь с названием заведения на бронзовой доске под маленьким прямоугольным окошком. Эта доска служила единственным указанием на то, что здесь находится ресторан, а не обычная квартира в полуподвальном помещении. На улицу выходили глухая стена из красного кирпича и эти три ступени, ведущие к массивной деревянной двери. Энтони Фиренца оглянулся на черный четырехдверный «Крайслер», стоящий напротив ресторана, за рулем которого сидел молодой парень Фио Инцана с пушком на верхней губе. На вид Инцане было не больше шестнадцати. Фиренце совсем не нравилось, что в этом деле их будет возить bambino. Он нервничал. Стоящий рядом с ним второй Энтони, Энтони Бокателли, заглянул в ресторан сквозь матовое стекло. Из двух Энтони он был более рослым, хотя оба телосложением и возрастом были под стать друг другу: обоим под пятьдесят, в обоих чуть больше пяти футов десяти дюймов. Они были знакомы еще с тех пор, как вместе росли в одном квартале в Кливленд-Хейтс. К четырнадцати у обоих начались неприятности с законом, а в двадцать все уже знали их как двоих Энтони.

— Ничего не видно, — пожав плечами, пробормотал Бокателли. — Ты готов?

Фиренца заглянул в окно. Он смог различить лишь смутные очертания столиков.

— Похоже, народу там совсем немного, — сказал он. — Мы без труда найдем тех, кто нам нужен.

— Но ты ведь знаешь их в лицо, так? — спросил Бокателли.

— С тех пор минуло уже много лет, но да, я знаком с Питом, — подтвердил Фиренца. — Ты готов?

Оба Энтони надели мешковатые пальто поверх костюмов-троек с иголочки, с белыми воротничками и золотыми запонками, с одинаковыми ярко-белыми гвоздиками в петлицах. У Фиренцы под пальто в кобуре на поясе был спрятан обрез двуствольного ружья. По сравнению с ним Бокателли был вооружен легко: только «кольт» 45-го калибра в кармане.

— Вообще-то Пит мне нравится, — заметил Фиренца. — Он хороший парень.

— Мы пошлем ему красивый венок, — усмехнулся Бокателли. — Его родственники будут нам очень признательны.

Фиренца отступил на шаг назад, и Бокателли распахнул перед ним дверь.

Клеменца сразу же узнал Фиренцу, а тот притворился, будто удивлен встрече с ним.

— Привет, Пит, — сказал он.