Семья Корлеоне

Сонни еще никогда не видел своего отца таким, и ему захотелось прикоснуться к нему, положить руку ему на колени. Он не осуществил этот порыв, однако в будущем ему суждено было часто вспоминать это мгновение, этот разговор с отцом в его еще не обставленном кабинете, погруженном в темноту, это желание прикоснуться к отцу и утешить его.

— Сантино, — сказал Вито, усаживаясь прямо. — Я хочу задать тебе один вопрос, и, пожалуйста, не торопись с ответом, подумай хорошенько. Как ты думаешь, почему Эмилио Барзини обратился к нам? Почему он предает Джузеппе Марипозу?

В глазах отца Сонни увидел надежду: Вито очень хотел, чтобы сын правильно ответил на его вопрос. Он задумался — но так ничего и не придумал, наткнувшись на глухую стену. Его мозг категорически отказался думать.

— Не знаю, пап, — наконец сказал Сонни. — Наверное, Эмилио сам выразил это как нельзя лучше: он полагает, что ты как вождь гораздо лучше Марипозы.

Вито покачал головой, и искорка надежды у него в глазах погасла. Однако на смену ей пришла ласковая доброта.

— Нет, — сказал Вито, положив здоровую руку на колено сыну, сделав тот самый жест, который собирался сделать Сонни. — Слову такого человека, как Эмилио Барзини, — сказал он, — никогда нельзя верить. Для того чтобы понять суть вещей, — продолжал он, крепче стиснув сыну колено, — нужно оценить как самого человека, так и окружающие обстоятельства. Нужно использовать и голову, и сердце. Вот как приходится действовать в мире, где человеку ничего не стоит соврать — а другого мира нет, Сантино, по крайней мере здесь, на земле.

— Тогда почему, пап? — спросил Сонни, и в его голосе прозвучала нотка отчаяния. — Если все не так, как сказал Эмилио, тогда почему?

— Потому, — сказал Вито, — что именно Эмилио стоит за покушением во время марша. — Остановившись, он посмотрел на Сонни: отец, терпеливо объясняющий что-то своему ребенку. — Он не предполагал, что все выльется в настоящее побоище, и в этом была его ошибка, — продолжал он, — но можно не сомневаться, что этот замысел родился в голове Эмилио. У Марипозы никогда не хватило бы ума додуматься до такого самому. Если бы все получилось как задумано, если бы я был убит вместе с Лукой Брази — и тобой, Сонни, твоя смерть также была частью плана, — и если бы все это удалось свалить на сумасшедших ирландцев, потому что всем известно, что итальянцы никогда не поставят под угрозу женщин и детей, невинных родственников, это наш священный кодекс чести, — если бы удалось убедить и другие семьи в том, что это дело рук ирландцев, война на том закончилась бы, Джо прибрал бы к своим рукам все, а Эмилио стал бы его правой рукой. — Встав, Вито медленно прошел к окну и уставился на суету во дворе. Здоровой рукой он стащил перевязь через голову и сжал левую руку в кулак, слегка поморщившись от боли. — Мы уже видим, — продолжал он, оборачиваясь к Сонни, — что газеты называют случившееся ирландской вендеттой, бойней, которую устроила горстка сумасшедших ирландцев. Все это пишут журналисты, купленные Марипозой. Но теперь, — добавил Вито, — теперь, когда все обернулось так плохо, теперь Эмилио испугался. — Снова усевшись напротив сына, он подался вперед. — Эмилио понимает, что, поскольку я остался в живых, я догадаюсь, что за нападением стоит Марипоза. Он боится, что теперь все семьи выступят против Марипозы — и против него. Сначала неудачная попытка убить Клеменцу и Дженко в ресторане Анджело, затем провал по устранению меня руками людей Аль Капоне, и вот теперь это — практически сразу же после того, как мы согласились платить дань, — все поймут, что слово Марипозы ничего не стоит, а теперь еще стало ясно, что его можно одолеть. И для Эмилио единственная надежда — предложить это соглашение. Вот почему он рисковал своей жизнью, придя к нам. И, что самое главное, Сонни, вот почему сейчас ему можно верить.

— Если Барзини собирался прикончить всех нас, не понимаю, почему его отпустили живым! — Сонни понимал, что ему следует укротить свой гнев, следует оставаться рассудительным, как отец, но он ничего не мог с собой поделать. При мысли о том, что Эмилио собирался убить его и его семью, у него в голове вспыхнула безумная ярость, оставив лишь одно желание: нанести ответный удар.

— Сонни, подумай, — сказал Вито. — Пожалуйста, пошевели мозгами. — Обхватив лицо сына руками, он встряхнул его, затем отпустил. — Что нам дала бы смерть Эмилио Барзини? Нам пришлось бы воевать с Этторе Барзини, с братьями Розато — и с Марипозой. — Сонни молчал, и Вито продолжал: — Но если Эмилио останется жив, а Марипоза умрет, мы разделим владения Марипозы — и останутся пять семей, а мы будем из них самой сильной. Вот наша цель. Вот о чем нам нужно думать — а не о том, как убить Эмилио.

— Прости меня, папа, — сказал Сонни, — но если мы сразимся со всеми остальными семействами, возможно, в конечном счете мы останемся единственными.