Семья Корлеоне

Хукс вымыл руки в тазу с теплой водой. Филомена, сидя в ногах кровати Келли, укутала новорожденного сына Луки в длинные полосы тонкой белой материи. Ребята по-прежнему играли внизу на кухне в покер, и их доносящиеся время от времени возбужденные или недовольные восклицания и смех служили фоном к тихим стонам Келли и громкому шипению пара в батареях — это древняя чугунная котельная в подвале с ревом тужилась прогреть дом. На улице ветер продолжал завывания, длящиеся уже всю ночь, хотя снег прекратился какое-то время назад. Винни и Луке потребовалось несколько часов, чтобы забрать в городе Филомену и привезти ее назад на Лонг-Айленд, после чего прошло еще несколько часов, пока Филомена ухаживала за Келли, и вот младенец наконец появился на свет, и теперь была глубокая ночь. Филомена пришла в ярость, едва увидев Келли, лежащую в огромной кровати Луки, полуживую, с затуманенным взором, истощенную и обессиленную. Она осмотрела роженицу и бросила гневный взгляд на Луку, но тот едва ли обратил на нее внимание. Оставив Хукса в помощь акушерке, он отправился вниз играть в карты, и как только за ним закрылась дверь, Филомена смачно выругала его по-итальянски. Закончив ругать закрытую дверь, она повернулась к Хуксу и начала отдавать четкие отрывистые приказания. Это была дородная женщина, вероятно, лет тридцати с небольшим, однако от нее веяло какой-то древностью, словно она жила на земле уже целую вечность.

Закончив пеленать новорожденного, Филомена прижала его к груди и натянула одеяло Келли под подбородок.

— Их нужно отвезти в больницу, иначе оба могут умереть, — сказала она Хуксу. Она произнесла это спокойным голосом, после чего подошла к нему вплотную и повторила то же самое еще раз.

Тронув акушерку за руку, Хукс попросил ее подождать. Спустившись на кухню, он застал Луку сидящим поодаль от стола с бутылкой виски на коленях, наблюдающим за игрой со стороны. Все были пьяны. Перед Лукой рядом с разбитым стаканом валялась кучка мокрых банкнотов. Винни и Поли громко смеялись, а оба поляка и Джоджо изучали свои карты.

— Лука, — сказал Хукс, приглашая Луку встать из-за стола и переговорить наедине.

— В чем дело? — ответил Лука, уставившись на разбитый стакан и горку мокрых купюр. Хукс молчал, и он обернулся к нему.

— Младенец родился, — сказал Хукс. — Филомена хочет тебя видеть.

— Скажи ей, пусть тащит его сюда.

— Нет, Лука, послушай… — начал Хукс.

— Филомена! — заорал Лука, поворачиваясь к лестнице. — Тащи это долбанное отродье сюда!

Схватив бутылку за горлышко, он разбил ее об край стола, обдав игроков дождем виски и осколков. Поляки вскочили, ругаясь, а Джоджо, Винни и Поли отодвинулись от стола, но остались сидеть. Поляки были в недоумении. Они переводили взгляд с Луки на свои деньги, промокшие насквозь.

На лестнице появилась Филомена, прижимающая новорожденного к груди.

Лука приказал полякам забрать деньги и уматывать.

— Отнеси это отродье в подвал и брось его в топку, — сказал он Филомене, — или принеси его сюда, — он поднял разбитую бутылку, — и я перережу ему глотку.

Горски, тот из поляков, что постарше и выше ростом, пробормотал:

— Так, подождите…

Он сделал шаг к Луке, но остановился.

Лука, следивший за ним, сказал, обращаясь ко всем и в то же время ни к кому в отдельности:

— Трусы!

Горски натянуто рассмеялся, словно до него наконец дошла соль шутки, и сказал:

— Ты ведь на самом деле не сделаешь ребенку ничего плохого.

— Забирайте свои деньги и уматывайте! — приказал Лука.

— Уже уходим, — поспешно произнес Эдди Яворски, второй поляк.

Он торопливо принялся засовывать мокрые банкноты в карман. Через мгновение Горски последовал его примеру.

— На самом деле он не сделает ничего плохого новорожденному младенцу, — сказал Горски своему соотечественнику.

— И вы тоже, — обратился к ребятам Лука. — Все. Убирайтесь вон!

Филомена, крепко прижимая младенца к груди, стояла спиной к стене, молча наблюдая за тем, как все, за исключением Луки и Хукса, собрали свои деньги, укутались в теплую одежду и покинули дом. Каждый раз, когда открывалась дверь, на кухню врывался порыв ледяного ветра. Филомена укутала новорожденного в свою шаль и крепче прижала к груди, стараясь защитить от холода.

Когда все игроки ушли, Хукс сказал Луке:

— Босс, позволь мне отвезти их в больницу.

Лука сидел, держа разбитую бутылку за горлышко. Он посмотрел на Хукса, словно пытаясь понять, кто перед ним. Заморгав, вытер со лба пленку пота.

— Ты меня не слышала? — сказал он Филомене. — Отнеси это отродье вниз, в подвал, и брось его в печку, или принеси его сюда и дай мне перерезать ему глотку.

— Ребенок родился раньше срока, — сказала Филомена. — Его нужно отвезти в больницу. — Она говорила так, словно не слышала ничего из того, что сказал Лука. — И мать тоже, — добавила она. — Обоих.

Лука поднялся со стула, сжимая в руке разбитую бутылку.

— Это ваш ребенок, — поспешно заговорила Филомена. — Он родился раньше срока, отвезите его в больницу, его и мать.

Крепко держа младенца, она прижалась спиной к стене.