— У меня Макс болеет, в аптеку нужно бежать! Лежит весь красный, температура под сорок! А дома никакого жаропонижающего нет. Ты не знаешь, как лучше сбить температуру? Или лучше «Скорую» вызвать, как думаешь? Что-то я растерялась.
— Да откуда я знаю, как сбивают температуру! И вообще, не трясись ты над своим тюленем, ничего с ним не сделается. Говорят, что температура даже полезна, так ему и скажи. Кудахчешь над ним курицей, крыльями хлопаешь, а он тебя в грош не ставит. Запомни, мужики таких куриц не любят!
— Да ладно, сама разберусь.
— А мама одна в пустой квартире лежать будет, пока ты разбираешься со своим тюленем? Так, выходит? Да как ты могла ее совсем одну бросить!
— Да не одну, Юлик. Не одну. Я ж говорю — давай позже перезвоню и все расскажу во всех подробностях, а сейчас мне в аптеку бежать надо!
— Нет уж, говори сейчас! Что значит — не одну? Что за подробности? С кем она?
— Там у нее гости…
— Какие гости?
— Марк приехал, Юлик.
— Не понял?.. Кто приехал?!
— Марк. Вместе с женой и дочкой. Вчера вечером. Будут операцию дочке делать в нашем кардиологическом центре. Они остались с мамой, а я ушла. Ты слышишь меня, нет?
— Да, слышу. Только я все равно не понял.
— Юлик, очнись! Я говорю, Марк приехал! Ты что, забыл, кто такой Марк? Может, тебе напомнить?
— Нет, не надо. Но… Этого не может быть… Откуда?!
— От верблюда. Ой, все, мне бежать надо! Потом, Юлик, потом! Я тебе перезвоню. А лучше сам туда поезжай, поздоровайся. Он же наш брат… Или позвони хотя бы…
Он сам прекратил разговор, положил телефон на подоконник и отдернул руку, будто ожегся. И застыл, глядя в окно. Попробовал сглотнуть холодный ком, застрявший в горле, — не получилось. Внутри было тоже холодно, и было смятение, похожее на страх. И в голову ничего не приходило, кроме дурацкой мысли: надо бежать.
Куда бежать? От кого бежать? От Марика? Но он же не ломится к нему в дверь с проклятиями, он же не призрак.
— Юлик, с тобой все в порядке?
Он вздрогнул, оглянулся. Ольга стояла в дверях, глядела на него с тревогой. Он и сам не понял, отчего вдруг разозлился, но вложил в голос все, что минуту назад пережил — страх, стыд, испуг, желание бежать сломя голову.
— А что со мной может быть не в порядке, интересно? И что за манера так тихо подкрадываться? — рявкнул он.
— Да я не подкрадывалась… Я нормально вошла, ты у окна стоишь… А спина такая несчастная, будто тебя по ней хлыстом ударили.
— Никто меня не ударил! Спина как спина. Нечего придумывать.
— Ну что ты злишься, Юлик?
— Я не злюсь.
— Нет, именно злишься. Я же слышу. И не просто злишься, ты истеришь, как баба. Говори, что случилось.
— Да ничего не случилось… Ну что ты ко мне привязалась?
— Тебе кто-то позвонил, да? Жанна, наверное? Жаловалась, как мама ее достала? Ничего, ничего. Ты ей скажи, что это пока цветочки, а все ягодки впереди. Уж я-то знаю, что говорю. Дальше еще хуже будет, когда характер у Елены Максимовны совсем испортится, поверь моему горькому опыту!
— Жанна не звонила, Оль. Это я ей звонил, но она не жаловалась. Наоборот…
— Что значит — наоборот? Жанна счастлива исполнением дочернего долга?
В голосе Ольги явно слышался сарказм, но сарказм не злой, а скорее грустный.
— Жанна у мамы не ночевала. Потому что… Потому что там…
— Да что, что там случилось? Говори, наконец! Я уже начинаю пугаться!
— Там Марк приехал.
— Какой еще Марк?
Он взял телефон в ладонь, протянул его Ольге, будто телефон мог служить доказательством его слов:
— Жанна сейчас мне сказала, когда я звонил… Марк приехал, это наш брат. Он мамин племянник. Он когда-то жил у нас.
— Ну приехал и приехал, и ладно. Чего так психовать, Юлик?
— Да ты не понимаешь! Потому что ты не знаешь ничего! Ты просто не знаешь, кто такой Марк!
— Ну да, не знаю. Не помню, чтобы ты мне о нем рассказывал. Или рассказывал, а я забыла?
— Нет… Я никогда тебе…
— Да что с тобой Юлик? Ты почему так побледнел? Ты боишься этого Марка, да? Кто он такой?
— Никого я не боюсь! С чего ты взяла!
— Да я уж вижу… Давно с тобой живу и знаю все твои трещинки. Помнишь, песня такая была? Вижу, как тебя сплющило, меня не обманешь. Давай колись, кто такой этот Марк и почему ты его боишься?
— Я не боюсь, сказал же! Садись лучше, завтракай!
— Ой, нет… На завтрак времени не осталось, на работу опаздываю. И на разгадывание семейных тайн тоже времени нет.
— Я что, зря вставал? Зря старался?
— А я тебя просила?
— Ты почему мне хамишь, Оль?
— Я хамлю?
— Да, ты!
— Ой, какие мы нежные, посмотрите! Такой героический поступок не оценили, надо же! Ты, бедный, в такую рань поднялся, хотя мог бы валяться до обеда! Ах, какая подлость с моей стороны!
— Я не говорил про подлость. Я говорил про хамство.
— Ну да… Я, значит, хамка, а ты принц голубых кровей. Может, потому я на работу каждый день хожу, а ты всего три раза в неделю? Может, поменяемся, а?
— Да что ты опять начинаешь?..
— Я начинаю? Может, это ты начинаешь? Лучше бы работу нормальную искал, чем завтраки по утрам готовить! Не стыдно тебе на моей шее сидеть, а? Не стыдно?