Семья мадам Тюссо

Он обещал съездить, сразу, как только возможность представится. Впереди маячил трехлетний срок поселения в таежной сибирской деревне, но поселение — это уже не колония, это почти свобода. Правда, в деревне библиотеки не было. Зато был запах чистого снега по утрам, когда идешь на работу, а летом трава на дорожной обочине и сирень в палисаднике у ворчливой строгой бабуси, куда определили его на постой. А книги можно было заказать местному священнику, батюшке Алексею, когда тот в город по своим делам ездил. На книжной теме они и подружились, батюшка до этого занятия тоже был охотник большой.

Вообще, ему везло на людей, словно судьба подсовывала их в качестве извинительной компенсации. Даже ворчливая бабуся-хозяйка его полюбила, хотя в округе порядочной ведьмой слыла, и местные обходили ее дом стороной. Вставала раным-рано, с петухами, чтобы ему блинов горячих напечь. Никогда он вкуса этих блинов не забудет. И руку ее с корявыми жесткими пальцами, в которой дрожит стакан с молоком, тоже не забудет. И любовь молчаливую. Когда уезжал с поселения, бабуся плакала, крестила его в спину: счастья тебе в дорогу, счастья, сынок. Своих деток бог не послал, ты мне дитёнком стал, роднее некуда к сердцу присох. Приезжай, когда хочешь, не забывай старуху.

Он приехал через полгода — на похороны. Батюшка Алексей сообщил — преставилась твоя ведьма-мамка, домик с хозяйством перед смертью тебе отписала. Владей. Если хочешь — оставайся да живи. Но он не мог. Другие уже помыслы были.

Дружба с батюшкой — тоже везение, какого еще поискать. Долгие разговоры зимними вечерами, когда слышно завывание вьюги за окном, а в печке потрескивают дрова, — им же цены нет. Удивительный человек батюшка, талантливый собеседник. Наставник на путь истинный — в полном смысле этого слова. Путь-то истинный у каждого свой, в природе человеческой спрятанный, и не каждый в себе его найти может. Он и не думал, например, про свой путь — именно такой. Хотелось, конечно, да вряд ли смелости бы хватило. А батюшка сказал: садись и работай. Уйди от всего лишнего и тебе ненужного. Душой работай, наполняй дух, он ответит тебе благодарностью. И музыку, музыку в себе слушай. За музыкой пойдешь — куда надо придешь.

Рассказал он батюшке Алексею и свою жизненную историю. Можно сказать, горько пожаловался. Но батюшка жалеть его не стал, взглянул исподлобья и слова сказал неожиданные: это хорошо, мол, что все с тобой так получилось. Все для твоей же пользы, потому что все хорошее в человеке рождается из пережитого плохого. И больше ничего пояснять не стал.

Он потом долго думал над его словами. Постигал, переосмысливал. И пришел к выводу: а ведь и впрямь хорошо. Если бы судьба под кувырок не толкнула, не вышел бы он туда, куда вышел. Не всем, конечно, такая встряска нужна, чтобы себя понять и себя услышать, но ему точно нужна была. Наверное, у ангела-хранителя не нашлось другого способа, чтобы вырвать его из тетушкиного дома, и хоть протащил он его по самому дну, но дело свое сделал, а иначе бы ничего из него не вышло. И дядя Леша-рецидивист не случайно на пути встретился, наверняка тот же ангел старания приложил, хотя язык не поворачивается назвать дядю Лешу пособником ангела. Да, в этих стенах прошли детство и юность… Но в этих стенах он бы погиб. Тетя бы его уничтожила. Программа в ней такая заложена — сломать близкого человека и уничтожить. И талант для этого тоже даден особенный. Он потом все про ее талант понял, когда оценил со стороны. Страшный талант, разрушительный молох, спрятавшийся под маской обывательского приличия. С одной стороны — хорошая мать, с другой стороны — демон. И не чувствуешь, в какой момент этот демон тебя самообладания лишает, и сам его отдаешь, и благодаришь, и радуешься, что услужил, что насытил демона.

Бедная, бедная тетя! Она даже не понимает, что делает. И как детей уничтожила под знаменем материнской любви. Жанну жалко — взгляд как у загнанной дикой лани. Униженный. Пустой. Она и сейчас похожа на девочку, которую истязают. И тогда была похожа. А как иначе можно назвать это зверство, когда у ребенка сломан дух, а к балетному станку все равно вставать надо? Истязание без крепкого и сильного духа похоже на убийство.

Бедная, бедная Жанна. Так стало ее жалко, что не смог отказать.

Помнится, как любил ее — маленькую, неуклюже ступающую на пухлых ножках, с глазами-бусинками. Настоящая была любовь, с присутствием безусловного рефлекса. Она падала, разбивала коленку, а ему больно было. Она жевала конфетку, а у него во рту сладко было. Потом долго ее вспоминал, и у дяди Коли про нее спрашивал, когда звонил. Хотел сам ей позвонить, но дядя Коля сказал: не надо. Испугается, мол, не поймет. Забыла она тебя. Так Лена велела.