Семья мадам Тюссо

— Да как вам объяснить?.. Я не сумею, наверное. Может, я просто смотрю на него влюбленными глазами.

— Он тебя тоже любит?

— Да, любит.

— Счастливая ты, значит. Не каждая женщина может говорить о своем муже с такой уверенностью. Мой Коля тоже меня очень любил… А может, и не любил. Может, я его в этом убедила с годами, заставила себя любить. Теперь и не спросишь, как оно было на самом деле. Никогда не знаешь до конца, что думает о тебе человек, который находится рядом.

— Не знаю, Елена Максимовна. Мне кажется, я все мысли Марка наперед угадываю.

— Ну-ну… Это тебе сейчас кажется так. А когда проживешь бок о бок всю жизнь… Уж казалось бы, я-то знала своего мужа как облупленного, а теперь выяснилось, что и не знала совсем. Вон какие тайны от меня хранил. Но если б ты знала, Маруся, как мне его не хватает! Да уж… Что имеем, не храним… Как там дальше? Забыла…

— Потерявши, плачем, — рассеянно подсказала Маруся, опускаясь в кресло.

— Да, именно так. Одно мне остается — сожалеть и плакать. Да я бы поплакала, если бы могла, но слез почему-то нет. Может, оттого, что родные дети меня предали, а я оказалась не готова к их предательству. Да и можно ли быть готовой?.. И вообще, это все так трудно… Невыносимо просто… Лежать никому не нужной колодой…

— Ну, зачем вы так, Елена Максимовна? Ваши дети взрослые люди, у них дела.

— Да какие такие дела? Нет у них никаких дел! Подумаешь, великое дело — сожитель с простудой слег! А Юлиан вообще без дела болтается, ходит на работу три дня в неделю! И что с матерью будет, ему плевать! Вырастила эгоистов на свою голову! Лучшие годы жизни им посвятила. Никогда нельзя жить ради детей, нельзя приносить себя в жертву! Если не хочешь быть жертвой, Маруся, смотри на меня и учись. Я так хотела, чтобы они кем-то стали в этой жизни, чего-то достигли. Да и какая мать этого не хочет? Но я, наверное, переусердствовала в своих желаниях и стараниях и теперь получаю то, что получаю. Предательство в обмен на свою жертвенность.

— Ну что вы такое говорите, Елена Максимовна? Перестаньте.

— Я знаю, что говорю.

— Нет, не знаете, смею вас уверить.

И опять голос Маруси прозвучал твердо и почти отрезвляюще, и вспыхнувшая в Елене Максимовне гневливость угасла, осталась после нее лишь неловкость. И впрямь, — подумала Елена Максимовна, — эта молодая женщина не виновата в ее бедах. У нее своей беды хватает, и тревоги на сердце хватает — завтра дочке операция предстоит.

— Наверное, ты устала, Маруся?.. Иди отдыхай. Чего со мной сидеть, ты не обязана. Да и мысли у тебя другим заняты, я понимаю. Тревожишься, как операция пройдет?

— Нет, я не позволяю себе тревожиться. Тревожность матери передается ребенку, поэтому мне нельзя. Я знаю, что все будет хорошо. Я уверена. Такие операции в центре часто делают, у нашего хирурга большой опыт. Мы с Марком сегодня с ним беседовали, он тоже уверен в успехе.

— Дорогая, наверное, операция-то? Денег много в клинике запросили?

— Да какая разница. Сколько бы ни запросили. Марк все готов отдать, лишь бы Танечка была здорова.

— Ну, было бы что отдавать. Если деньги есть, хорошо так рассуждать, конечно.

— У Марка есть деньги. Ему недавно гонорар выплатили, а еще он премию получил.

— Гонорар? О чем ты? И какую премию? За что премию?

— Ну, это не у нас, это во Франции…

— Во Франции?! Господи боже мой, час от часу не легче. Что за премия, ты можешь объяснить вразумительно?

— Да, могу. Роман Марка победил в одном из ежегодных французских литературных конкурсов, в номинации «Лучшее зарубежное произведение». Да об этом же писали, и по телевизору передача была…

— Погоди! Что-то я совсем ничего не понимаю. Он что, писатель?

— Да… Матвей Горюнов. Слышали?

— Матвей Горюнов?! Не может быть… Ты ничего не путаешь, детка?

— Нет, не путаю, Елена Максимовна, — весело подтвердила Маруся, явно наслаждаясь ее недоверием. — Значит, вы знаете писателя Матвея Горюнова, да? Читали его книги?

— Конечно… Да, конечно. Кто же не читал книг Матвея Горюнова, нынче они у всех на слуху. Только при чем тут Марк, я никак в толк не возьму?

— Да псевдоним у него такой — Матвей Горюнов. Что тут непонятного?

— Нет, погоди… Но этого не может быть, Маруся. Ты что-то путаешь, потому что этого не может быть… Нет, я не могу поверить… Чтобы Марк… Мой племянник Марик…

— Вы своего племянника Марика больше двадцати лет не видели, Елена Максимовна. За двадцать лет много чего может с человеком произойти. Марк, например, успел несколько хороших книг написать. А вы сами читали книги Матвея Горюнова?

— Да, конечно… «Свидание» читала, а еще «Незнакомый почерк»…

— Да, по «Свиданию» хороший фильм сняли, он тоже какую-то премию получил.

— Значит, это Марк? Нет, не могу поверить. Ты меня сейчас просто убила, Маруся. Наповал убила.

— Да почему? Я думала, вы обрадуетесь. Только не выдавайте меня, ладно? Марк просил не рассказывать, а я проболталась. Он не любит о себе говорить как о писателе. И потому интервью не дает и на всякие съемки не соглашается.

— Почему?

— Да он вообще суеты не любит. Говорит, когда меньше суеты, внутренней свободы больше.