Семья мадам Тюссо

Юлик нехотя отлепился от косяка, грузно плюхнулся в кресло, потер ладонями колени, обтянутые несвежими джинсами. И рубашка на нем была несвежая, и глаза смотрели на мать с утомленной тоской неврастеника.

Впрочем, у него всегда были такие глаза. Но чтобы рубашка была несвежей — такого безобразия Ольга, жена Юлика, раньше не допускала. Да, были к ней претензии, и немало было претензий, но совсем другого рода.

— У тебя все в порядке, Юлик? Выглядишь нехорошо.

— Да, у меня все в порядке.

— А Ольга? С ней что-то не так?

— С чего ты взяла? — глухо переспросил Юлик, нервно сплетая пальцы рук.

— Да я же вижу. Материнский глаз не обманешь. Я так и знала, что этот мезальянс когда-нибудь выйдет тебе боком! Я тебя предупреждала, между прочим.

— Да какой мезальянс, мама. Не начинай, пожалуйста. Зачем ты меня позвала?

— Значит, мне так надо, если позвала.

— А-а… Понятно. Просто тебе так захотелось, и все. Я прибежал, все бросил. Для чего? Чтобы про мезальянс в очередной раз послушать?

— Не хами мне! Ты в последнее время очень много мне хамишь, Юлиан! Совсем не соображаешь, кто тебя позвал и с кем разговариваешь? Тебе напомнить?

Видимо, включились какие-то необходимые нотки в ее голосе, заставили-таки сына напрячься. И голос у него другой стал, и взгляд.

— Не сердись, мам. Извини. Извини меня, пожалуйста. Наверное, я просто устал.

— От чего ты устал?

— Не знаю. От всего. От жизни. Надоело все.

— Так по-другому и быть не могло, что же. Надо было думать, когда решил жениться.

— Мам… Ты по телефону сказала, что хочешь о чем-то важном поговорить? Это и есть твое важное?

— Нет, не это.

— А что? Говори тогда.

— Ну, не то чтобы я поговорить хотела… Просто рассказать тебе… Ты знаешь, кто такой на самом деле Марк?

— Я ничего не хочу про него знать, мама. Мне это неинтересно.

— Но он…

— Я ничего не хочу про него знать! Я прожил без этого знания больше двадцати лет, и ты сама так хотела, мама! Ты и дальше бы жила без этого знания, если бы он не приехал!

— Дай мне сказать, Юлик…

— Ну что, что ты можешь мне сказать? Что у Марка судьба не сложилась? Но это и так ясно! Что Марк — бандит с большой дороги? Убийца-рецидивист? Что он бедствует, ему некуда голову приткнуть после очередной ходки? Что? Что? Что за мазохизм в тебе открылся, мама? И зачем это мне? Я все равно ничем не смогу ему помочь, ты же знаешь!

— Юлик, Юлик… Ты ужасно стал нервным последнее время. Хотя, согласись, нервничать надо мне, это ведь я оказалась в безвыходном положении в самом прямом смысле этого слова. Мало того, что в безвыходном, так еще и предательство переживаю. Ведь ты меня предал, Юлик? Ты, мой сын.

— В чем состоит мое предательство, мама? Если ты про то, что я не могу за тобой ухаживать как сиделка, то я уже объяснял. Я не женщина. Жанне это сподручнее…

— А Марик, если на то пошло, не побрезговал предложить мне свою помощь. Хотя он тоже не женщина. И вообще… Ты объявил сейчас, что все равно, мол, ничем не можешь помочь Марику. Но дело в том, Юлик, что Марик вовсе не нуждается ни в чьей помощи. Потому что Марик стал тем, кем должен был стать именно ты, мой сын…

— В каком смысле?

— В прямом. В таком прямом, что тебе такое и в голову не придет. Он занял твое место, Юлик… Он известный писатель, он Матвей Горюнов, слышал о таком?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, мама. По-моему, ты бредишь. Какие ты лекарства сегодня принимала? Психотропных тебе не выписывали?

— Нет, Юлик, я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Марк — это Матвей Горюнов. Да, да, не смотри на меня так. Это правда, Юлик, какой бы сумасшедшей она тебе ни казалась. Тебе ведь нравятся книги Матвея Горюнова? Я даже помню, как ты восхищался его последним романом. Оказывается, Марк за него премию получил, во Франции, ты слышал об этом?

Юлик продолжал пристально глядеть на мать, пытаясь отыскать на ее лице следы безумия. Но материнский взгляд был уверенным и твердым, и даже слегка насмешливым, будто она получала удовольствие от его затянувшегося удивленного молчания.

— Так слышал или нет? Я, признаюсь, информацию насчет премии как-то пропустила. Но ты должен об этом знать, ты же в журналистской среде вертишься? Хотя и на дальних подступах, отставной козы барабанщиком, но вертишься же?

— Да, я знаю… — рассеянно кивнул Юлик. — Я слежу за творчеством Матвея Горюнова. Наша газета перепечатывала статью из центральной прессы, там его последняя книга обсуждалась. Но с чего ты взяла, что Марк?! Он сам тебе сказал? Но этого не может быть. Это бред, мама! Бред!

— Нет, не бред. Мне его жена случайно проболталась. Это правда, Юлик. И я вынуждена тебя огорчить: ты следишь не за творчеством Матвея Горюнова, ты следишь за творчеством Марка Сосницкого.

— А почему?.. Псевдоним?

— Я не знаю, почему Марк взял такой псевдоним. Хотя она говорила что-то про старого зэка, с которым он сидел. Но не в этом дело! Странно как получилось, правда? Мы с тобой уничтожили Марка Сосницкого, чтобы он в конечном итоге занял твое место. Тебе не обидно, Юлик?

— Я никого не уничтожал, мама.

— Да что ты? Правда?