Семья Мускат

Когда ужин и ритуальные благословения подошли к концу, Аншел ушел. Адаса сразу же скрылась у себя в комнате. Фишл некоторое время походил, кусая губы, по комнате, а затем остановился у окна. Небо было усеяно звездами. Погруженный во тьму двор завален был бочками и мешками — его, Фишла, товаром. Фишл раскрыл книжный шкаф и извлек оттуда том Зогара, полистал его и стал читать. В книге говорилось, что имеется четыре вида душ, соответствующих четырем мирам, которые испускал из Себя Господь. Обычно Фишл и Аншел засиживались в пятницу допоздна — вспоминали мудрые изречения раввина, обсуждали политику Агуды, религиозной партии, обменивались замечаниями содержания и более прозаического. Сегодня же Фишл решительно не понимал, куда себя девать. «Почему она вернулась домой? — задавался он одним и тем же вопросом. — Это не в ее обыкновении. Может быть, она осознала, что ступила на ложный путь?» Он решил, что простит ей все. «Я вспоминаю о дружестве юности твоей…»[13] — процитировал он. Не может же человек всю жизнь прожить в строгом соответствии с законом.

Он раскрыл том Мидраша и присел к столу. На Шабес никогда не зажигали газовую лампу, вместо нее горели две свечи и масляный светильник. Пожелтевшие страницы были измяты и закапаны свечным салом. Изредка Фишлу попадался приставший к странице волосок, выдернутый из бороды его деда. «Уж он-то всю жизнь витал в высших сферах, — думал он. — Кто знает, какой высоты он достиг?»

В это время дверь открылась, вошла Адаса. Прежде она никогда не садилась за стол без платка на голове. Сегодня же голова ее была непокрыта, волосы зачесаны назад. Фишлу показалось, что она необычайно помолодела.

— Мне надо поговорить с тобой, — сказала Адаса.

— Что? Садись.

— Я хочу сказать тебе, что… что… дальше так продолжаться не может… — Слова давались ей с трудом.

Фишл закрыл Мидраш.

— Чего тебе не хватает? Ты и без того живешь, как хочешь.

— Я… я… это не жизнь. — Голос Адасы дрожал.

— Сегодня на эти темы я говорить не стану. Сегодня — Шабес. До завтрашнего вечера подождать нельзя?

— Какая разница — сегодня или завтра? Я хочу получить развод. И для тебя так тоже будет лучше.

У Фишла перехватило дыхание.

— Но почему? Произошло что-то еще?

— Он здесь, — вырвалось у Адасы.

Лицо Фишла приобрело цвет скатерти.

— Когда он приехал?

— Несколько дней назад.

— И что из этого следует?

— Ты же сам когда-то обещал, что, если он вернется, ты дашь мне развод. Он вернулся.

Фишл встретился с Адасой глазами. От теплоты, которая всегда была в ее взгляде, не осталось и следа. Глаза смотрели холодно, с вызовом.

— Ну, а он-то готов взять тебя? — Когда Фишл произносил эти слова, он почувствовал, как внутри у него все оборвалось.

— Мы уже и без того муж и жена.

— Что?! У него есть жена и ребенок.

— Знаю. Мы живем вместе, у Клониной свекрови.

— Что ж, тогда дело другое, дело другое, — пробормотал Фишл. Лицо его побагровело, а затем побледнело вновь. Его подмывало закричать: «Шлюха! Нечистая женщина! Вон из моего дома! Будь же ты тысячу раз проклята!» Однако он сдержался. Во-первых, потому, что сегодня был Шабес; во-вторых, какой смысл в этой ругани? Она ведь все равно погрязла в грехе, еще более страшном, чем вероотступничество.

— Зачем было приезжать именно сегодня? — спросил он. — Ты хотела осквернить мою субботу?

— Он тоже в Варшаве. Поехал к матери, — сказала Адаса, сама толком не понимая, зачем это говорит.

Фишл в задумчивости потер лоб. Ее слова напомнили ему признания грешных женщин из еврейских книг.

— Понимаю. Дам тебе ответ завтра вечером.

— Спасибо. Я переночую здесь, — сказала Адаса. Несколько мгновений она стояла, не двигаясь, а затем резко повернулась, сделала несколько быстрых шагов, словно готовясь бежать, а затем пошла медленнее, неуверенно ступая, в направлении выхода. За ручку двери она почему-то взялась левой рукой, не давая самой же себе выйти. Фишл приподнялся, словно собираясь позвать ее, но затем снова опустился на стул. «Пусть будет, как будет, — решил он. — Тому, кто падает в пропасть, из нее не выбраться».

Он пошел в спальню. Две постеленных постели под прямым углом друг к другу. От простынь и покрывала исходит свежий запах лаванды. Ложиться спать было еще рано, однако Фишл принялся читать ночные молитвы, а потом разделся и растянулся на прохладных простынях.

Ему казалось, что он не заснет, однако не успел он опустить голову на подушку, как погрузился в сон. Вначале ему снилось, что он изучает отрывок из Талмуда в Бялодревнском молельном доме, затем молельный дом куда-то подевался, и ему приснилось, что доллар упал и на бирже поднялась паника. За одну польскую марку давали целых десять долларов! «Как это понимать?» — спросил он Аншела. «Америка — богатая страна, — отвечал тот. — Это все спекуляция». Тут он заметил, что у Аншела под длинным пальто женские панталоны с кружевами. «Что произошло? — недоумевал он. — Неужели Аншел действительно женщина?»