Можно предполагать, что Лачиньский доложил о провале своей миссии, — ему так и не удалось уговорить Марию-Луизу приехать на Эльбу, но еще труднее догадаться о мотивах посещения Марии, хотя, несомненно, ею двигали не только любовь или преданность. Скорее всего она приплыла, чтобы обговорить с Наполеоном финансовую сторону будущего их сына. Вполне возможно также, хотя тому и нет прямых свидетельств, что Мария Валевская привезла с собой секретные послания, связанные с возвращением императора во Францию. Несомненно, Бонапарт сказал ей, что считает свое изгнание временным и поэтому рад любой информации, которая поможет ему правильно выбрать момент, чтобы покончить с этим своим положением. Можно предполагать, что приют посетили и другие гости, не желавшие афишировать свой визит.
К этому времени на Эльбе поселилась еще одна царственная особа — «мадам мать». 2 августа она прибыла в Портоферрайо на борту судна Его величества «Кузнечик» под вымышленным именем «мадам Дюпон». Ее свита из пяти человек включала и горничную Саверию. Британский комиссар Эльбы, полковник сэр Нейл Кэмпбелл, пишет в своем дневнике: «Эта пожилая леди была весьма привлекательна, среднего роста, с хорошей фигурой и свежим цветом лица». Сын отправился ей навстречу из своего приюта на небольшом быстроходном катере. Узнав, что Наполеон стеснен в средствах (из-за опасения быть похищенным он настоял на том, чтобы держать собственную армию), Летиция предложила ему целиком все содержимое ее шкатулки с драгоценностями. Когда же он отказался принять, она потребовала, что весьма на нее не похоже, чтобы ей было позволено самой платить за свой пансион. Она поселилась в «Каса Вантини», доме, снятом для нее императором неподалеку от Вилла де Мулини и, что самое главное, расположенном по соседству с церковью, где она слушала воскресные мессы. В конце октября на Эльбу прибыл третий член семьи — Полина. Она поселилась в апартаментах, приготовленных Наполеоном для Марии-Луизы.
Все трое жили на редкость домашней и удивительно гармоничной семейной жизнью. Полина взяла на себя повседневные заботы крошечного двора: она устраивала балы, приемы, театральные постановки. На острове заговорили даже об открытии оперного сезона. Ее усилия преобразили остров.
До появления на Эльбе Полины местный гарнизон умирал от скуки. Местные жители тоже пришли в восторг от ее нововведений. Буквально все островитяне дивились таким причудам, как страсть наносить визиты, сидя в портшезе (поскольку они сильно ее утомляли, что, не мешало ей, однако, танцевать до самого утра), и ее до неприличия открытым платьям. Настоящей сенсацией стали неаполитанские музыканты, которых она привезла с собой на остров. Полина заставила брата не только принимать участие в этих развлечениях, но и переделать заброшенную часовню в новый театр. Правда, случалось, что Бонапарты проводили тихие вечера в семейном кругу, играя в карты с кем-нибудь из офицеров — излюбленное времяпровождение Летиции. В начале 1815 года, когда полковник Кэмпбелл поставил Наполеона в известность, что намерен на несколько дней отправиться к докторам во Флоренцию, император сказал ему, что будет ждать его возвращения к 28 февраля. Полина в тот же день собиралась давать бал.
Однако, когда в назначенный срок полковник возвратился на Эльбу, ему доложили, что 26 февраля Наполеон отплыл в неизвестном направлении на борту брига «Непостоянный». Император лишь накануне поставил мать в известность. В своих мемуарах Летиция вспоминает, возможно, чересчур поэтично, что, услышав эту новость, она ответила: «Небеса не позволят, чтобы ты умер от яда или же от недостойной тебя бездеятельности, но только с мечом в руке. Так ступай, мой сын, исполни свое предначертание: тебе уготовано погибнуть с мечом в руке». Более практичная Полина пожертвовала своим лучшим бриллиантовым колье стоимостью в полмиллиона франков. При расставании она расплакалась, ей не хотелось, чтобы брат покидал Эльбу. В действительности содержание крошечного государства оказалось Наполеону не по карману, и к тому же он вполне искренне верил, что останься он на острове чуть дольше, как Бурбоны или австрийцы задумают либо отправить его в заточение, либо вообще убить. Так заметил незадолго до этого министр Людовика XVIII граф Блака д’Олп, обсуждая проблему короля Иоахима: «Если все пустить на самотек, то вскоре мы обнаружим, как этот человек с Эльбы высадится в Италии, угрожая безопасности и спокойствию Франции и Европы». Оба, Наполеон и Мюрат, несомненно, были в опасности. Когда Бонапарт садился на бриг, люди на борту судна затянули «Марсельезу», которую затем подхватили местные жители, столпившиеся на пристани. Более грозного отплытия Наполеон вряд ли мог себе представить.