Семья навеки

Моника очнулась от короткого сна. Она спала как убитая. И первый раз за несколько месяцев ее не преследовали во сне кошмары. Но… Она села и огляделась. Где она находится? И где Николь?

О Боже! В одно мгновение события этого дня пронеслись перед ней.

Моника отбросила одеяло, соскочила с кровати и в мгновение ока натянула джинсы и надела туфли.

Даже не зайдя в ванную, а просто пригладив волосы руками, она выскочила из комнаты.

Моника вспомнила, что Николь находится за следующей дверью. Моника влетела туда и увидела Зака. Он держал в руке маленькую пластиковую ложечку, из тех, что прилагаются к бутылочкам с микстурой от кашля. На Монику он посмотрел с выражением сильного беспокойства.

— Она кашляет, но никак не хочет вылезти из-под одеяла.

Девочка кашляла, захлебываясь, и пугающая глубина этого кашля не приглушалась даже толстым шерстяным одеялом.

— Мама здесь, детка! — Моника не слишком вежливо отстранила Зака. — Надо было разбудить меня.

— Вы были очень измучены.

Моника склонилась над кроватью и осторожно потянула за одеяло, приговаривая:

— Дай взглянуть на твое личико, дорогая. Где там моя девочка?

— Я и сам вполне могу дать ребенку ложку микстуры, — проворчал Зак.

— Только не этому ребенку. — Моника даже не взглянула на него, продолжая увещевать дочь. — Она — особенная.

«Избалованная. На это больше похоже», — подумал Зак.

— Пожалуйста, уйдите, — спокойно сказала Моника, быстро взглянув на Зака. — Прошу вас.

— Хорошо.

Зак поставил лекарство и медленно вышел из комнаты.

Моника бросила ему вслед извиняющийся взгляд, но тут же опять склонилась над дочерью.

— Этот человек уже ушел, — сказала она, мягко, но настойчиво снимая одеяло. — Видишь?

Николь перестала сопротивляться лишь тогда, когда настороженно обвела глазами комнату.

— Видишь? — снова спросила Моника, обхватывая хрупкие, слабенькие плечи дочери и приподнимая ее. Свободной рукой она взяла ложечку с сиропом. — Давай, дорогая. Нужно остановить этот противный кашель…

Внезапно Николь сильно ударила по ложке с лекарством, расплескав его. Моника испуганно отпрянула.

— О, дорогая…

Не зная, как быть, Моника прижалась щекой к лобику дочери и закрыла глаза. Собираясь с силами и призывая все свое терпение, она все-таки заметила, что головка Николь стала менее горячей. О Господи! Благодарю Тебя за это!

Новый приступ кашля скрутил хрупкое тельце Николь. Руки Моники дрожали, когда она подложила под спинку ребенка еще одну подушку, а потом подняла с пола мерную ложку и снова наполнила ее сиропом.

Поймав взгляд дочери, она улыбнулась ей и сделала крохотный глоток лекарства.

— Хм, вкусно, — сказала она, облизывая губы. Сироп действительно имел приятный вишневый вкус. Соблюдая осторожность, она протянула ложечку Николь. — Теперь твоя очередь, — предложила она. На этот раз лекарство было проглочено, и Моника с облегчением вздохнула.

Она оставалась с дочерью до тех пор, пока та снова не уснула. На цыпочках выйдя из комнаты, она нашла Зака в коридоре. Прислонившись одним плечом к стене, он скрестил на груди руки. Казалось, все это время он простоял здесь.

Моника без сил опустилась на ступеньку и закрыла лицо руками.

Зак присел рядом.

— Я слушаю, — сказал он. — Если вы, конечно, чувствуете потребность рассказать.

— Нет. — Она замотала головой, не отнимая рук от лица. — Я действительно не могу.

— Хорошо, как хотите…

Зак рассчитывал на то, что у него есть еще время. Он уперся локтями в колени и положил подбородок на руки. Как и раньше, ее страдание и уязвимость вызвали в нем желание обнять ее, утешить. Только утешить, не более. Но он просто сидел рядом с ней, терпеливо и молча. Минуты текли. Их неумолимый ход подтверждало громкое тиканье массивных дедушкиных часов на стене.

Наконец Моника отняла руки от лица. Глядя прямо перед собой, она глубоко вздохнула.

— Она не глухонемая, — произнесла Моника.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Тон Моники был почти вызывающий. Но когда она встретилась глазами с Заком, он не увидел в ее взоре никакого вызова.

Все, что он увидел в этом пристальном взгляде, — боль. И боль была такая, что сердце у него сжалось. Было невыносимо наблюдать, как еще больше потемнели ее и без того темные глаза — в них он видел мольбу и немую просьбу верить ей.

— Я и не думал, что она глухонемая, — спокойно заверил он ее. Немного упряма и избалованна — вот что он думал об этом ребенке.

— Странно… Вообще-то это первая мысль, которая другим сразу приходит в голову.

— Другим?

Она отвернулась.

— Ее так называемому отцу, например.

— Вашему мужу?

Она резко вскинула глаза на Зака.

— Моему бывшему мужу, — поправила она его, процедив слова сквозь сжатые зубы.

— Мои соболезнования.

Зак поймал себя на мысли, что его обрадовало резкое замечание Моники. Оно ясно показывало, что в ее душе нет места ни прошлой любви, ни сожалению. Почему-то это имело для него значение. Почему?

— И вас так беспокоит, что думает он? — осторожно спросил Зак, так, чтобы не показалось, что он выуживает какие-то подробности. — Ведь он уже ушел из вашей жизни.