Чем это могло закончиться, было понятно заранее. От ярости перед глазами уже темнело. Но в самый последний момент... именно тогда, когда я готов был бежать к пирсу, со стороны ангара раздался неожиданный крик: «Никита!» — и дверь, которую мои люди так и не смогли открыть, распахнулась.
То, что я почувствовал дальше, понять или описать словами было сложно.
Радость и облегчение ударили по голове с такой силой, что земля из-под ног ушла. Неважно стало, где нахожусь, сколько людей на меня смотрит и что вообще хотел сказать любимой девочке.
От вида ее огромных блестящих глаз и бледного лица за грудиной все замерло. Слышал только стук своих шагов, торопливых, громких. Чувствовал, как перепачканные дрожащие руки обнимают меня за плечи. Видел прозрачные дорожки слез на нежных щеках. И думал лишь о том, чтобы не умереть от счастья...
«Только не сейчас». «Только не здесь».
— Никита, это ты! Ты нашел меня. У тебя все получилось!
Лера целовала меня в щеки, в лоб, в губы. Она была везде. Быстрая, счастливая, самая лучшая на свете. А я даже пошевелиться не мог. Стоял как истукан, сжимая ее в объятиях. И вдохнуть боялся.
— Родной, я так волновалась.
Она плакала и смеялась. Навзрыд, радостно. Не стесняясь ни меня, ни посторонних.
— Я знала, что ты меня спасешь. Я была уверена...
Лера махала руками моим людям. Благодарила. И опять прижималась к груди. Льнула ко мне, словно хотела стать одним целым.
— Со мной все хорошо. Клянусь, — шептала она на ухо, убивая своим горячим дыханием. — Я в порядке, любимый. Он ничего мне не сделал. Совсем ничего.
Словно заклинательница змей, Лера умело успокаивала мою нервную систему. Целовала и гладила. Затихала в объятиях и снова оживала, чтобы говорить, как рада.
Не знаю, сколько времени.
Не помню, что происходило вокруг.
Слова помощников о Паше, который поймал француза, пролетали мимо ушей.
Все пространство сжалось до узкого коридора, в котором стояли мы с Лерой. Из звуков остались только дыхание моей золотой девочки, ее слова и биение сердца.
Ума не приложу, где Лера брала силы, чтобы спасать еще и меня. Но от каждой ее улыбки или взгляда во мне словно что-то трескалось, отваливалось, рушилось. От каждого прикосновения к губам невидимая удавка сжимала все слабее. От каждого повторения «любимый» легкие раскрывались шире, свободнее, будто я годами пролежал под аппаратом ИВЛ, а сейчас наконец смог дышать сам.
— Я тебя люблю. — Губы Леры дрогнули, а глаза, как в душу, уставились в мои глаза. — Давно. Очень сильно. Никого другого никогда не любила. Только тебя.
Словно передо мной не взрослая женщина, а та самая малышка, которой я подарил набор для рисования, она робко улыбнулась. Закусила губу... Красивая нереально.
— А ты?.. — Лера быстрыми движениями смахнула со щек прозрачные капли.
В ответ, наверное, нужно было сказать что-то вроде «тоже» или «люблю». Правильные слова и фразы уже давно крутились в голове. Жгли изнутри на подкорке. Оставалось выпустить их. Сделать то, что хотел еще проклятым дождливым утром, когда привез документы на развод.
Но вслух почему-то прозвучали другие.
— Я... Я думаю, что нужно будет сделать для открытия юридического бюро в Гамбурге. — Сам не узнавал свой голос. Он был похож скорее на скрип ржавых шестеренок, чем на человеческую речь.
— Ты собрался в Гамбург? — Лера удивленно заморгала.
— Если не уговорю тебя на Москву или Питер, то поеду в Гамбург. Нормальный город. Погода тоже нормальная. Вроде. Язык только подучить нужно будет.
— Никита Лаевский, ты не в себе!
Счастливый смех зазвенел колокольчиком.
— Не-е-ет! Я наконец-то в себе!
По телу словно горячая волна прокатилась. От пяток до затылка, затапливая все жаром и силой.
— Еще никогда не был настолько в себе! — Я сжал свою девочку. Зарылся носом в ее макушку. Вдохнул жадно любимый аромат. — Никуда больше не отпущу от себя. Ни на день. Ни на час. Рядом буду! Всегда. Понятно?
— Да! — Лера снова прыснула. Счастливо. Со слезами.
— И замуж за меня снова пойдешь! Скоро. Вот выберемся отсюда. И пойдешь! — Стал поцелуями покрывать ее лицо и шею. Как сумасшедший. — И любить буду. Как сейчас. Как пять лет назад любил. Как всегда... Тебя одну. Тебя. Только тебя!
Лера
Как я ни просила Никиту отвезти меня после острова домой, этот упрямец ни за что не соглашался. В него словно бес вселился.
У меня не было ни легкой обуви, ни летнего платья, но вместо Москвы или Питера Никита снял номер в ближайшем отеле. И сразу после заселения отключил наши телефоны.
То, что произошло после, больше напоминало сон.
Нет, Никита не стал набрасываться на меня прямо в коридоре. Он не требовал близости. И даже не целовал.
Наоборот, словно боялся навредить, на руках отнес в ванную комнату. Сам настроил воду. Сам раздел нас обоих. Заботливо, внимательно вымыл мои волосы и каждый сантиметр кожи. Будто маленького ребенка, укутал в пушистый халат. А потом заказал обед.
Уж не знаю, насколько худой я выглядела в глазах любимого мужчины, но количество еды точно превышало все мои потребности и возможности.