Семья. О генеалогии, отцовстве и любви

Такие мысли приходили в голову от потрясения. Я испытывала шок. Загнанное в угол, застрявшее сознание направляет усилия на перетасовку данных. Словно воспроизводя видео по кругу, я то и дело возвращалась к началу: результаты из Ancestry.com, Филадельфия, А. Т., Бетани Томас, Пенсильванский университет, студент-медик, Бен Уолден. Я обдумывала давний разговор с матерью, пытаясь найти дополнительные зацепки. Об отце думать было невыносимо. Мысли об отце приблизили бы его ко мне, и тогда бы ему открылось происходящее. Таков был ход моих рассуждений. Я не хотела разбивать сердце покойного отца.

Мы с Майклом бродили внутри просторного здания «Джапан-центр» недалеко от отеля. Даже утром там уже было много туристов. Целые семьи японцев фотографировались у подножия пятиэтажной бетонной пагоды Мира. Мы обошли весь торговый комплекс, проходя мимо японских, китайских и корейских ресторанов, бутиков. Миновали парикмахерскую, кондитерскую. В магазине канцтоваров я обошла все отделы в поисках идеального блокнота. Писатели проявляют фетишистские наклонности, когда дело касается материалов для работы, и я здесь не исключение. Перекидные, цельнокартонные, с обложками, без обложек, карманные — как будто сам блокнот мог бы повлиять на исход дела. Кончилось тем, что я купила несколько упаковок каталожных карточек, осознав то, что еще не смогла бы объяснить: моя жизнь теперь состоит из фрагментов, которые мне предстоит тасовать и перетасовывать в попытках понять ее суть.

В обед я встретилась с подругой, которую не видела с тех пор, как та пару лет назад переехала на Западное побережье. Встреча была назначена в строго вегетарианском ресторане в Мишен[32]. Когда мы с ней несколькими неделями раньше договаривались встретиться, я думала, что разговор будет на обычные темы: работа, семья, политика, сплетни. Теперь же, наверное, беседа пойдет немного по-другому. Как мне говорить о происходящем? А как не говорить?

Сидя на заднем сиденье такси по дороге в Мишен, я на мобильном проверила почту. Пришло пять новых писем, пролистав которые я ощутила обескураживающую пустоту. Прошло уже два часа, как я послала сообщение Бену Уолдену. Он жил в Портленде. Мы находились в одном и том же часовом поясе. Не пора ли ему уже проверить почту? Меня охватило безумное, иррациональное нетерпение. Обновить, обновить.

Я представила дом на тихоокеанском северо-западе, на расстоянии короткого перелета от того места, где я сейчас находилась: угол Валенсия-стрит и Мишен-стрит. Я представила старого человека с седыми волосами и голубыми глазами, в брюках цвета хаки и флисовой безрукавке. Возможно, в эту самую минуту он придвигал стул к заваленному бумагами и медицинскими журналами письменному столу. Рядом с ним стояла бы дымящаяся керамическая кружка с чаем. Там, за столом, обязательно было бы панорамное окно, выходящее во дворик, утопающий в тени осин и тополей. Ведь я романист, и придуманные мной персонажи не менее реальны для меня, чем люди в повседневной жизни. Но это был не персонаж. У меня в голове стоял такой шум, что я бы не удивилась, если бы он был слышен от Сан-Франциско до самого Портленда. Возможно, как раз сейчас Бенджамин Уолден включал компьютер, открывал почту и, пролистав запросы по сбору средств от демократов (мне казалось, что он, вне всякого сомнения, поддерживает демократов) и объявления из гольф-клуба (он был похож на человека, играющего в гольф), добирался до мейла, в теме которого стояло «Важное письмо».

Ресторан, который подруга выбрала для нашего совместного обеда, назывался «Грасиас Мадре»[33]. Я тогда не заметила таившейся в названии иронии и только год спустя, пытаясь восстановить события того дня, заглянула в ежедневник и не смогла сдержать смеха. «Грасиас Мадре». Пока я, преодолевая головокружение, плыла, как призрак или запойный игрок, по Мишен-стрит к ресторану, в мыслях у меня была не мама и я, безусловно, не намеревалась ее благодарить. Я приняла решение, если в тот день вообще можно говорить о решениях, что мои родители находились в полном неведении об обстоятельствах моего зачатия. Произошла случайность. Ошибка. Или, возможно, их обманул кто-то из сотрудников института. Мои родители прожили жизнь, ничего не зная, как и я. Любое другое объяснение было невыносимо.

19

Пережить этот день мне помогла внешняя невозмутимость. Вулкан, бушевавший внутри, не был заметен снаружи — такая у меня особенность. Я держусь молодцом, даже когда боюсь лишиться чувств. За обедом в «Грасиас Мадре» я рассказала подруге о случившемся, понимая, что излагала подробности истории, но не проживала ее. Слышала вылетающие изо рта слова, замечала ее внимательный, пораженный взгляд, но часть меня вознеслась и зависла над реальностью, будто эта история была не обо мне.