Семья. О генеалогии, отцовстве и любви

Кому: Дани Шапиро

От кого: доктор Бенджамин Уолден

Re: re: Важное письмо

Дорогая Дани!

Спасибо вам за вдумчивое письмо. Я все еще пытаюсь осмыслить тот факт, что у меня есть биологическая дочь, о которой я не знал пятьдесят четыре года.

В настоящее время у меня много хлопот, и я все еще взвешиваю вашу просьбу. Продуманный ответ потребует некоторого времени. Поэтому я напишу вам через несколько недель, чтобы сообщить свои мысли (пропущенные сквозь фильтр семейного совета).

Всего самого хорошего,

Бен

27

Пришло время сказать Джейкобу. Он только вернулся с летнего курса и постепенно привыкал к домашней жизни. Я не хотела сообщать ему эту необычную новость, пока он находился в Калифорнии, на случай если она его расстроит. Но больше я сдерживаться не могла. Я растила его, ничего не скрывая, — хотя, возможно, это было неправильно. Сама же я росла в доме, где воздух трещал от недосказанности. И мне всегда хотелось, чтобы Джейкоб знал, что в нашем доме воздух чист.

Пока я решала, как и когда сообщить об этом Джейкобу, я размышляла, будет ли это иметь для него значение. В конце концов, что значат гены для семнадцатилетнего парня? Майкл сосредоточился на мысли, что у Джейкоба теперь другой, ныне живущий дедушка. Но будет ли Джейкоб считать Бена Уолдена своим дедом? Я в этом сомневалась.

Моего папу Джейкоб не знал — тогда, возможно, он и не ощутит потерю? Так я думала, пока готовила сыну его любимый ужин: запеченное на гриле мясо, обжаренную брокколи, спагетти с маслом и тертым пармезаном, — как будто любимая еда могла помочь делу.

Семейный ужин был основой основ нашей жизни с тех пор, когда Джейкоб еще сидел в детском стульчике. Как много из того, что и как я делала дома, было реакцией на действия моих родителей! Я всегда понимала, что веду себя прямо противоположно тому, как вела себя моя мать. Но я не осознавала, до какой степени я построила нашу семейную жизнь в противовес той, что помнила сама.

Ребенком я чаще всего ужинала в одиночестве. С родителями мы ели всегда в столовой. Дом моего детства был официальным, в нем не было тепла. Дом, где я уже пятнадцать лет жила с Майклом и Джейкобом, был простым и излучал тепло. Но больше всего на свете мне хотелось непринужденности общения. Чтобы я могла смеяться вместе с сыном. Чтобы он чувствовал, что может быть со мной откровенен. И для меня нет большего счастья, чем видеть, как близок он со своим отцом. У них есть несколько общих увлечений — музыка и «Бостон Ред Сокс»,[46] — и они частенько беседуют на лишь им двоим понятные темы.

У Майкла много родни. Его родители живы, они всегда играли важную роль в жизни Джейкоба. У нашего сына есть дяди, тети и множество двоюродных братьев и сестер. Мне было грустно, что я не могла предложить сыну подобное. Бабушки и дедушки не было в живых, сводной тетке он был едва ли интересен, двоюродные братья — ортодоксы в черным шляпах, с которыми Джейкоба едва ли что-то связывает. Я специально поддерживала отношения между Джейкобом и младшей сестрой папы, Ширли, которая, несмотря на строжайшие религиозные убеждения, была необычайно прогрессивных взглядов. В прошлом году мы ездили к ней в Чикаго. Но ниточки, связывающие Джейкоба с моей семьей, истончились и были наперечет.

Я вернулась мыслями к бар-мицве Джейкоба. Я тогда подарила ему синий бархатный чехол с огромным папиным пожелтевшим талитом — тем самым, с которым я ребенком играла в шул[47]. Он был слишком велик, и тетя Ширли прислала нам для него пару серебряных зажимов филигранной работы, чтобы он не спадал с узких плеч сына.

Это талит моего отца. Оберни его вокруг себя, вот так. Эти зажимы принадлежали твоему прадеду.

Тот день, почти пять лет тому назад, был наполнен для меня большим смыслом. Мой мальчик с наброшенным на плечи молитвенным покрывалом своего деда. Современная эклектичная служба, которую я старательно продумала, подходила нашей семье и в то же время чествовала моего отца и его наследие[48]. Хотя мои ортодоксальные родственники на бар-мицве Джейкоба не присутствовали, я ощущала их благословение. Стоя рядом с Джейкобом перед собравшимися членами семьи и друзьями, я говорила о том, как был за него горд его дед. L’dor vador. От поколения к поколению.

— Сынок, у нас к тебе важный разговор.

Джейкоб, садясь к столу, вдруг посерьезнел.

— Ничего страшного, — быстро добавила я. — Не переживай.