Семья Рэдли

Родители поворачиваются к ней — она сидит в зеленом халатике, который они ей купили, когда ей было лет двенадцать-тринадцать, но который ей все еще впору. Сегодня Клара не похожа на себя. Чего-то не хватает, а что-то, наоборот, прибавилось. Да и не так уж она напугана, как можно было бы ожидать. Девочка опускает очки на кончик носа, потом поднимает обратно, словно проверяя свое зрение.

— Тебя спровоцировали, — успокаивающе поглаживая ее по коленке, объясняет Хелен. — Юноша тебя спровоцировал. Это вызвало определенную реакцию. Понимаешь, именно поэтому тебе и было плохо. Без мяса, я имею в виду. Видишь ли, эта болезнь, эта особенность… она у тебя от нас. Она передается по наследству и может проявляться как своего рода голод, с которым следует обходиться очень осторожно.

Питеру смешно это слышать.

Болезнь!

Особенность!

Своего рода голод!

Клара смотрит на мать в недоумении:

— Не понимаю.

— Видишь ли, это такое необычное биологическое…

Хватит, решает Питер. Глядя прямо в глаза дочери, он перебивает жену:

— Мы вампиры, Клара.

— Питер!

Но возмущенный шепот Хелен его уже не остановит, и он уверенно повторяет:

— Вампиры. Вот мы кто.

Он смотрит на обоих детей и замечает, что до Клары доходит лучше, чем до Роуэна. Это и неудивительно — в свете случившегося, возможно, правда ее даже утешит. Но Роуэна как по лицу ударили. Он совершенно ошарашен.

— Это… какая-то метафора? — интересуется сын, отчаянно цепляясь за привычную реальность.

Питер качает головой.

Роуэн тоже качает головой, словно отказывается верить. Он пятится через дверной проем. Слушая его шаги по лестнице, все остальные молчат.

Питер смотрит на Хелен, ожидая вспышки гнева, но она вовсе не сердится. Ей грустно, она обеспокоена, но вместе с тем, похоже, испытывает и некоторое облегчение.

— Тебе лучше пойти к нему, — говорит она.

— Да, — соглашается Питер. — Иду.

Крестики, четки и святая вода

На протяжении семнадцати лет родители постоянно лгали Роуэну. В его понимании это означает, что вся прежняя жизнь была сплошной иллюзией.

— Вот почему я плохо сплю, — говорит он, сидя на кровати рядом с отцом. — Да? Поэтому я постоянно хочу есть. И поэтому мне приходится пользоваться солнцезащитным кремом.

Отец кивает:

— Да. Поэтому.

Роуэн кое-что вспоминает. Заболевание кожи, о котором ему говорили.

— Фотодерматоз!

— Мне надо было что-то тебе сказать, — оправдывается Питер. — Я же врач.

— Ты обманывал меня. Каждый день. Ты врал мне.

Роуэн замечает кровь у отца на щеке.

— Роуэн, ты очень чувствительный мальчик. Мы не хотели причинять тебе боль. По сути, это не такое странное явление, как считают люди. — Он показывает на зеркало. — Мы отражаемся в зеркалах.

Отражаемся в зеркалах! Да какая разница, если не знаешь человека, который на тебя оттуда смотрит?!

Роуэн молчит.

Ему неприятен этот разговор. Ему понадобится целая вечность, чтобы переварить то, что уже произошло за эту ночь, а отец спокойно продолжает разглагольствовать, как будто речь идет о какой-то нестрашной венерической болезни или мастурбации.

— И вся эта чушь насчет крестиков, четок и святой воды — не более чем глупые предрассудки. Это просто фантазии католиков. Хотя насчет чеснока, понятное дело, правда.

Роуэн вспоминает, как его тошнит каждый раз, когда он проходит мимо итальянского ресторана или когда чувствует, что от кого-то пахнет чесноком. Однажды даже подавился из-за него купленным в «Обжоре» багетом с хумусом.

Да, он действительно упырь.

— Я хочу умереть, — говорит Роуэн.

Отец почесывает челюсть и протяжно вздыхает.

— А куда ты денешься, умрешь. Без крови мы физически ущербны, сколько бы мяса ни ели. Мы вам об этом не рассказывали, потому что не хотели вас расстраивать.

— Пап, мы убийцы! Харпер! Она его убила! Поверить не могу.

— Знаешь, — отвечает Питер, — вполне вероятно, что ты всю жизнь проживешь как нормальный человек.

Не смешите мои тапки.

— Нормальный человек! Нормальный человек! — У Роуэна вырывается нервный смешок. — Который постоянно чешется, не спит и даже десяти отжиманий сделать не может. — Тут до него еще кое-что доходит. — Вот почему в школе меня считают чокнутым. Они это чувствуют, да? Чувствуют, что я подсознательно жажду их крови.

Прислонившись к стене и закрыв глаза, Роуэн слушает дальше папину вводную лекцию по вампиризму. Оказывается, многие великие люди были вампирами. Художники, поэты, философы. Списочек получается внушительный.

Гомер.

Овидий.

Макиавелли.

Караваджо.

Ницше.

Почти все романтики, за исключением Вордсворта.

Брэм Стокер. (Вся его пропаганда против вампиров была написана в годы воздержания.)

— Вампиры не живут вечно, — продолжает Питер, — но если питаться исключительно кровью и не выходить на солнце, то продолжительность жизни очень велика. Известно, что некоторые жили более двухсот лет. Иногда вампиры, которые строго следуют всем заветам, инсценируют свою смерть в молодом возрасте, например, Байрон в Греции сделал вид, будто погиб от лихорадки. А потом примерно каждые десять лет они представляются новыми людьми.