Семья Рубанюк

Испытывая желание надерзить ей и в то же время сознавая, что виноват он сам, Петро молча занялся велосипедом: проверил спицы, выпрямил сбитый при падении руль, вытер испачканные седло и планшетку.

Прежде чем вскочить на велосипед, он еще раз оглянулся на девушку.

Она собирала рассыпанные полевые цветы, приводя в порядок свой букет. Тяжелые белокурые пряди поминутно сползали ей на лоб, она отбрасывала их тыльной стороной кисти и уже не обращала внимания на Петра.

Цветов она нарвала много, большую охапку. Подбирая их, она мягко ступала по траве босыми ногами, и Петро невольно залюбовался ее стройной и ловкой фигуркой физкультурницы в аккуратно сшитом светло-сером платье.

Он только сейчас заметил стоящий в стороне объемистый чемодан, бумажный сверток и туфли на нем. «Приезжая, — подумал Петро, — либо практикантка, либо студентка… На каникулы приехала…»

— Вам далеко? — спросил он.

— А что?

— Если по пути, могу помочь… Я в Чистую Криницу.

— Спасибо. Доберусь как-нибудь.

Девушка ополоснула ноги в лужице, присела на чемодан, вытерла ступни травой и стала надевать туфли. Лицо ее, с чуть вздернутым носиком и маленькими вишневыми губами, было неприветливо нахмурено.

— Поезжайте! — сказала она, так как Петро продолжал стоять.

— Давайте, давайте-ка ваши вещи, — настойчиво повторил он. — Чемоданчик на багажник пристроим. Ведь тяжело же…

Не слушая возражений, Петро отобрал у нее чемодан и стал прилаживать к велосипеду.

— Ну вот и ладно будет, — сказал он. — А то до ночи тащились бы… товарищ Волкова…

Она метнула на него удивленный взгляд, потом догадалась, что он прочел ее фамилию на багажном ярлыке, приклеенном к чемодану, и усмехнулась.

Солнце уже скрылось где-то за протянувшейся по горизонту густой порослью желтой акации, а подожженные им клочья облаков все еще продолжали жарко полыхать.

Волкова, прижимая к груди свой букет, шла легко и быстро. «Красивая дивчина, ничего не скажешь», — отметил Петро. Две розовые ямочки на ее щеках не исчезали даже сейчас, когда она была серьезной. И хотя девушка, встречаясь глазами со взглядом Петра, хмурила густые темные брови и старалась казаться строгой, Петро понял, что все это напускное. «Сколько в девчонке еще наивного и детского, — подумал он добродушно. — А ей ведь доверили ребят воспитывать…»

— Школьники, должно быть, очень боятся вас? — сказал он, с трудом скрывая улыбку. — Вон вы какая суровая…

— Не знаю, боятся ли…

— Преподавателем, очевидно, недавно?

— А зачем вам все это нужно? — сердито спросила она.

— Вот тебе и раз!

— Я же совсем вас не знаю.

— А-а… Тогда разрешите отрекомендоваться. Рубанюк Петр Остапович… гвардии капитан запаса…

Волкова посмотрела на него с любопытством:

— Остап Григорьевич — ваш отец?

— Получается так.

— Слышала о вас.

— И я о вас много слышал.

— Что?

— Что вы секретарь комсомольской организации… Что комсомольцы ждут не дождутся, когда под испытанным руководством своего вожака они помогут колхозу вылезть из прорыва.

Волкова вспыхнула:

— И помогут! Напрасно язвите…

— Задело, — сказал Петро, посмеиваясь. — Это хорошо… Учтите, в Чистой Кринице был и я в свое время комсомольским секретарем. Так что пригожусь, может быть…

Теперь уже Волковой было трудно сохранить прежний строгий тон, и спустя несколько минут она разговаривала с Петром непринужденно, как с давнишним знакомым.

В ответ на его вопросы она рассказала свою несложную биографию. Отца с матерью лишилась еще в раннем детстве, потом жила в Запорожье, у тетки, там же окончила десятилетку, затем — пединститут.

— Я настаивала, чтобы на фронт послали, — сказала она. — Ничего не вышло. Всю войну в Казахстане, в эвакуации, просидела.

— Своей профессией вы довольны? — спросил Петро.

— Я еще в детстве мечтала стать учительницей! И обязательно работать на селе. Тетушка моя уговаривала с ней остаться. Она на заводе, инженер. Ну, да я упрямая…

— Это я заметил, — Петро улыбнулся. — Почему все же вы решили работать в селе, а не в городе? Под боком у тетушки как-никак легче и вообще спокойнее, интереснее.

Волкова посмотрела на него искоса:

— Вы меня разыграть хотите? Или испытать?

— Понять.

— Да что же вам непонятно? — с жаром воскликнула девушка. — Я совсем не хочу тихой и спокойной жизни!

Вырвалось у нее это искренне и задушевно, и Петро взглянул в ее лицо уже серьезно.

— К тому же желающих работать в городе очень много, — продолжала Волкова, перекладывая цветы с одной руки на другую. — А от села почему-то отмахиваются.

— Деревенской «глуши» пугаются, — сказал Петро. — Боятся, что театра нет, кино, электрического света. У нас, в Чистой Кринице, до сих пор средней школы, например, никак не соберутся открыть. Еще накануне войны готовились.

— В будущем году откроют обязательно, — ответила Волкова. — Деньги, материалы уже отпустили.

Возвращаясь к своей мысли, она сказала: