Семя скошенных трав (СИ)

Наши, пробегая мимо, тоже останавливались поглазеть, никто из офицеров их не гнал, но, ясное дело, глазели иначе. Старались показать друг другу, какие они крутые. Кто-то ржал и тыкал пальцами, но что говорили — я не помню: у меня будто звенело в ушах, а все лица как-то слились в одно. Только эти двое у забора виделись очень резко, и отвратительно несло рыбьим жиром.

Хаггинс достал большую эмалированную кастрюлю и резал в неё белое с синеватым оттенком мясо, я пытался не блевануть, а шитти молча наблюдали, когда со стороны казарм прибежали Док и, почему-то, мой дружок Том.

Родригес был в ярости, в настоящей ярости.

— Вы уже окончательно loco, idiotas? — рявкнул он негромко, но настолько злобно, что даже толстого дружка Хаггинса передёрнуло.

А сам Хаггинс сказал:

— Сэр, мы получили разрешение от сержанта Хорта, сэр. Чтобы проучить синемордых.

Родригес, кажется, на секунду потерял дар речи. А толстый гыкнул и сунул в пасть кусок…

Вот тут-то меня и вывернуло. От жары, от омерзения, от этого всего — я почти отрубился, очнулся уже на песке. И Родригес забрал меня в госпиталь, оставив на посту Тома. Я был благодарен им обоим всеми внутренностями, прямо описать не могу, как. И даже набрался храбрости спросить:

— Сэр, а что вы сказали… ксеноморфам, сэр?

Шитти у меня как-то с языка не пошли.

Думал, Родригес не ответит, но он ответил:

— Спросил, есть ли среди них пилоты, которые хотят умереть в полёте и продлить своей смертью жизнь гражданским.

Я оценил. Хотя, куда уж больше, вообще-то.

— А на том, другом языке? — спросил я ещё.

— Отправляйся в свою капсулу и выпей воды со льдом, — сказал Док. — У тебя солнечный удар.

И я ушёл. Внутри меня всё переворачивалось.

* * *

Я захотел что-то съесть только к вечеру. Пришёл в столовую — и тут же об этом пожалел.

Потому что на столе около раздачи стояла та самая кастрюля с мясом детёнышей шитти. Мясо залили чем-то коричневым, может, соевым соусом, и толстомордый с Хаггинсом, а с ними ещё человек пять из другой группы, ели это. Всерьёз ели. И подначивали остальных.

— Я ж говорил! — ржал Хаггинс, и его морда была абсолютно идиотской, будто он сильно обкурился. — Я ж говорил вам, сынки: это полнейший улёт, круче таблеточек нового поколения! Жаль только, что тут нет девочек — такой стояк пропадает зря, даже обидно. Да, Дикки?

А толстомордый Дикки, — подбородок в этом коричневом, — кривлялся, приставлял к ширинке здоровенный баллон с кетчупом, махал им в разные стороны… Меня снова едва не стошнило, хоть обычно я спокойно отношусь к дурацким шуточкам.

У них были очень странные лица… Хаггинс сказал правду: это мясо и впрямь вызывало какой-то приход. И мне померещилось коричневое в тарелке кого-то из офицеров. Офицеры, конечно, не ржали и не дурили, но глаза у некоторых из них были масляные и какие-то эйфорические, пьяные. А Док Родригес ужинать не пришёл, Том тоже не пришёл. И я ушёл, аппетит у меня резко пропал, совсем.

Кто-то крикнул мне вслед, что я — слабак и неудачник, как мой дружок-ниггер. «Девочек укачало, гляди-ка!» — и никто из офицеров не сделал замечания. Ну да, мы ж не на Земле. И было бы очень смешно настаивать на толерантности, когда ешь мясо разумного ксеноса.

Да ну, они же не люди! Подумаешь, их детёныши! Всё равно, что цыплята какие-нибудь… поросята… телята… Мы ж не веганы, а они — наши враги. Враги Соединённых Штатов — и всей Земле враги. Мы же мир спасаем, верно ведь?

Просто умора, до чего смешно.

Они ржали и орали до самого отбоя, будто перепились. Я слышал, как в соседней капсуле кто-то хвастается, как шикарно себя чувствует и как ему срочно нужен десяток девиц. Я попытался найти Тома, но мне сказали, что он на посту, подменяет этого Дикки. Я поразился было, что Том стал с Дикки договариваться, но Оуэн сказал, что ему приказал Хорт.

Я ещё подумал: как трезвому среди поддатых.

После отбоя я долго не мог заснуть. Мучился, мучился… сам не заметил, как заснул каким-то мутным сном, похожим на обморок. А проснулся — рывком.

От запаха рыбьего жира.

Меня просто подбросило. Я включил маленькую лампу и увидел шитти. Прямо рядом. Его громадные глазищи, лицо — как у мёртвого. А в руке у него был нож. Форменный нож «котиков в космосе».

Шитти был невероятно здоровенный — никаких шансов у меня. Только заорать.

Но я не смог.

У меня перед глазами стояло это мясо. Белые пушистые шкурки.

Я подумал, совершенно спокойно, что сейчас шитти убьёт меня, и это будет закономерно, правильно и заслуженно. Я представил себе, что это я стою у постели алиена, чья родня сегодня утром, гогоча, пожирала человеческих младенцев — и мне стало совершенно нестерпимо.

Я посмотрел на шитти и провёл себе большим пальцем по горлу. И показал на его нож: давай. Но он не пошевелился.

Я ему снова показал, молча. А он провёл передо мной ладонью, как будто хотел отстраниться: нет. И вышел из моей капсулы.