Семя скошенных трав

— И иммунитет! — в голосе Андрея послышалась ужасная радость. — Мы уже лечим у НАШИХ детей лейкемию! И ещё столько-то — генетических расстройств, биохимических, гормональных… а ваша разработка — пустяк, если сравнивать с натуральным препаратом, дженерик. Дешёвка. От выращивания ин витро слегка меняются свойства, до самого сладкого уже не добраться. Но и это всё — фигня, поверь. Натуральный продукт, свеженький, обеспечивает восстановление теломер, Венечка! Ты понимаешь?

— Полное? — спросил Кранц рассеянно.

— Бессмертие, — прошептал Андрей тоном почти молитвенным. — Бессмертие в инъекциях. Простое, такое простое… Оцифровать сознание до сих пор не удалось, с этической точки зрения — небезупречно, попытки безнадёжные, дико рискованные, общественность против — а тут! Укольчик — и дедок превращается… превращается дедок… в пацана… только надо возобновлять, чтоб процессы не пошли вспять. Регулярно.

— А это, значит, этически безупречно, — кивнул Кранц. — Да, красиво. Эту штуку придётся колоть, как инсулин диабетикам?

— Пореже, — с безумной радостью продолжал Андрей. — Но — какая разница?! Ты хоть понимаешь, чем окупается каждый доллар вложенный?

— Вечная элита, — снова кивнул Кранц. — Абсолютная. Как Вселенная. Ты на это намекаешь, Андрюша? Что-то мне подсказывает, что обо всём человечестве речь тут не идёт, верно? По крайней мере, пока?

Андрей как-то осёкся и замолчал. Его сумасшедшее оживление погасло.

— Верно, — улыбнулся Кранц. — Вот на чём Мировой Совет нашёл общий язык. Те, кому надо — уже в курсе. Вот откуда такое фантастическое финансирование. Они только мечтали дожить до конца этой войны, да… потому что теперь они в боги лезут, верно? И станут богами… через пару поколений. Новая религия Земли… красиво. Только тебе-то это зачем?

— У матери неоперабельный рак мозга, — сказал Андрей глухо.

— Жаль, — сказал Кранц почти брезгливо. — Чертовски жаль. Такая старая ловушка, Андрюша… как стыдно попадаться. Надеешься, что её вытянут, когда тебя ликвиднут? Ты поставил не на тех, малыш. Мы, «Барракуда», быть может, попытались бы. Шедми — в союзе с нами. Но не твои хозяева. Чтоб они стали тратить денежки на несчастную старуху… мать дурака…

Андрей схватил его за грудки:

— Ты врёшь!

— Руки убери, — презрительно бросил Кранц. — Нет. Ты сейчас всё понял. Когда ты связывался с домом?

— Сволочь! — выдохнул Андрей. — Какая ж ты сволочь! Вам с Майоровым на всех накласть с горкой, у вас никого нет, души у вас нет, подонки! И всё для вас — игрушки! Но ради чего?! Ради чего, Венька?

Кранц стряхнул с себя его руки.

— Где-то мы не туда свернули, — сказал он с глубокой печалью. — Свернули не туда… когда всё человечество разделилось на потребителей, элиту и учёных — и только горсточке людей осталось интересно что-то, помимо прибылей, карьеры, развлечений, личного счастьица и всего этого вот… Бессмертия хочешь, Андрюша? И тебе пообещали, да? Для тебя и для мамы?

— Это ж очевидно! — удивился Андрей.

— Вот! — Кранц сделал странный жест, ткнул большим пальцем руки вниз, будто хотел сказать «в пекло!» — Вам очевидно. Уничтожить чужую культуру — приемлемые потери ради того, чтобы вам вечно чай пить. Ты не элита, Андрюша, но рассуждаешь, как они. Они тебе понятны, правда?

— Что ж тут непонятного? — ещё больше удивился Андрей. — Каждый хочет жить.

— Не каждый — за чужой счёт.

— И кто из нас апостол? — рассмеялся Андрей зло и слишком высоко, будто заставлял себя смеяться. — Я-то поиграл в попа, когда надо было по легенде, а ты? Что, веришь в бога? Впрямь?

— Какая тебе разница, во что я верю, — сказал Кранц устало. — Они впрямь держат детей шедми на Аляске?

— Да я не знаю точно, — тон Андрея стал деловым. — Кажется, там база штатников. А наша — под Мурманском. Там их держать дешевле.

— Спасибо, — сказал Кранц.

Это было сказано очень буднично, но от этого простого слова Андрей словно от гипноза очнулся. Вздрогнул всем телом — и сунул руку за отворот куртки.

Что сделал Кранц, я не поняла. Чем он попал в Андрея, в какое место — это было очень быстро, стремительный бросок, как у змеи. Но я поняла, что попал он — смертельно: Андрей скорчился, рухнул на гальку и затрясся мелкой припадочной дрожью.

А Кранц вдруг повернул голову и посмотрел на меня. Сквозь ночной мрак, как какой-то лемур или вампир.

— Вера, — сказал он негромко, — выходи оттуда.

Я послушалась, но ноги у меня подкашивались. Явственно. Я шла к нему и думала: о, я — следующая.

А Кранц сказал спокойно и дружески:

— Ты записала, девочка?

Я уже знала, что его тон ничего не значит. Что он может убить — и даже голос у него не дрогнет. Я боялась, как никогда в жизни, но кивнула.

— Умница, — сказал он. — Сохрани.

Он наклонился к телу, содрогающемуся на камнях, и вынул из его внутреннего кармана крохотную штуковину, похожую на игрушечный пистолет. И улыбнулся мне:

— Фиговый Андрюша ликвидатор, да? Трепло. Весь на нервах, как последний штафирка — и тебя не заметил, разиня. Напрочь растерял квалификацию в своей поганой конторе…

А может, он сказал «Конторе». С большой буквы.

Меня бросило в жар, несмотря на ледяной ветер с моря.