Семя скошенных трав

Я ещё никогда в космосе не была, если честно — только на самой низкой орбите, на челноке, когда надо было очень быстро добраться до Штатов, в командировку. Это же не считается, это не глубокий космос. Но челнок был — как самолёт VIP-класса, там запомнились сливочно-белые плоскости, мягкая обшивка, замечательные кресла, которые гасили перегрузки… и я, глупая, думала, что звездолёты и тем более такие. Это же — дальний космос, прыжки, высокие технологии… ну да.

Там оказалось — как в старой кинохронике, в пустом заводском цеху. Большое гулкое помещение, обшитое стальными листами в облезлой краске, даже ржавыми кое-где. Какие-то металлические рёбра кольцами. Мостки из пупырчатых стальных плит, не очень толстых — под ногами гудят, идти неприятно. Выдали оранжевые спальные мешки, как надувные спасательные плоты в документальном кино — и все удобства. Туалет — сперва выйти из трюма через шлюз, потом — по страшному коридору в стальных скобах, с двумя лампочками, которые еле светят. Ещё и инструктаж заставили пройти: как там справляться, если будет меняться сила тяжести. Не унитаз, а атомный реактор: нужно обслуживание десятью инженерами. И умывальник — рядом с унитазом; угрюмый дядька в пилотской форме предупредил, что во время прыжка воды не будет. Вот спасибо.

Я попыталась возмутиться, но Юлька только улыбался:

— А как же славные предки? Девушки — на поле боя, девушки — у станков, в промёрзлых цехах, всё для фронта, всё для победы? Верка, не ругайся — запоминай. Это очень ценный опыт, где ты ещё такой получишь!

Я не стала особенно с ним спорить. Условия полёта — это ещё полбеды, хоть взлёт и был — тихий ужас. Эти дурацкие спальные мешки — не самая лучшая замена стартовым креслам, меня даже тошнило. Хорошо, что у Юльки оказались карамельки с каплей препарата от укачивания, или как это называется.

И уже спустя час после старта, когда установилась нормальная гравитация и разрешили вылезти из оранжевого кокона, я смогла хорошенько рассмотреть Юлькину группу. С кем меня судьба свела.

С публикой, которую категорически не назовёшь приятной.

Там оказалось ещё несколько женщин, но хорошеньких не было вообще. Белла из КомКона, из шедийской группы, как я поняла, выглядела просто жалко — остриженная, как арестант, с той ужасной фигурой, какая бывает у девиц, вместо фитнеса занимающихся борьбой или чем-то похожим. Грубо сбитая, мужеподобная. Этнографиня Аня, с которой Юлька работал и о которой рассказывал в превосходных степенях, я даже ревновала — тощая дылда, плоская, на журавлиных ногах, с уморительным лицом: круглые глаза, полные губы, нос длинный, горбатый… Зря я нервничала. Вторая Аня — ещё смешнее: пухлый щекастый хомячок на коротеньких ножках, носик — кнопочка, когда говорит — кончик носа подёргивается. И одеты они были в комбинезоны КомКона, которые женщин совсем не красят.

О женщине-шедми и говорить нечего. Не знаю, кто пустил слух, что они красотки.

Впервые я увидела шедми живьём. Большая радость.

Воняют они нестерпимо. Ненавижу рыбный запах; мне даже стейк из сёмги воняет, а тут — как лежалая скумбрия, фу! А самое противное — что многие наши уже тоже воняют рыбой.

Я сказала Юльке — а он снова улыбнулся:

— На суше их кожа выделяет специальный секрет, не позволяющий ей пересыхать. Своего рода природный увлажняющий крем — и запах им вполне нравится. А ты завидуешь, Верка, потому что сама так не можешь.

Я сказала:

— А ты можешь серьёзно?

— А серьёзно, — ответил он, скорчив серьёзную мину, — для них запах твоих роскошных духов — как смесь иприта с фосгеном. Боевые отравляющие вещества. Но они терпят.

Я поняла, что придётся терпеть и мне: ничего больше не остаётся. Стала потихоньку их снимать.

Долго настраивала фильтр. Из-за того, что кожа у шедми серовато-белёсая, они ужасно похожи на покойников. А от чёрных глазищ без белков ещё жутче. И взгляд немигающий — как уставятся…

И странно смотреть, как наши с ними сидят только что не в обнимку. Болтают по-русски. Белла рассматривает у шедми под ключицей исчерна-синюю сложную загогулину, образованную тельцами крохотных рачков — словно бисером вышито на коже. Рассматривает, как обновку у приятельницы.

— Это ведь бокоплав? — спрашивала Белла. — Рачок-бокоплав? Твой тотем?

— Да, — говорила шедми. — Ты понимаешь хорошо. Я Гэмли-Бокоплав, мой дух-покровитель живёт в вечном Океане в виде рачка.

— А у Бэрея какой тотем? — спрашивала Белла.

— Никакого, — и шедми щёлкала языком, как щёлкают дельфины. — Бэрей — из Лэху, у них на Запредельном Севере не верят в живых покровителей. Его хранитель — Буределатель или Волновздыматель… не знаю, как сказать по-вашему… сильный дух.

— Но Хэталь — общее божество?

— Хэталь — общее. С эпохи Великого Обмена и Дальних Странствий…