Семья Тибо.Том 1

— Ну что ж, это я готов принять, — улыбнулся Антуан. — Впрочем, я знаю, что наши потребности чаще всего сами находят себе средства удовлетворения, и я охотно признаю, что у большинства людей потребность верить столь настоятельна, инстинктивна, что их уже не интересует, достойно ли называться верой то, во что они верят: они нарекают истиной всё, к чему их влечёт потребность верить. Впрочем, — добавил он как бы про себя, — всё равно меня не переубедить в том, что большинство мыслящих католиков, — и как раз многие образованные священники, — сами того не подозревая, являются в той или иной мере прагматиками. Если я чего-либо не принимаю в христианских догмах, то это должно быть равно неприемлемо для любого ума, сформированного современной культурой. Другое дело, что верующие дорожат своей верой и, боясь поколебать её, стараются думать поменьше, цепляются за ту её сторону, которая взывает к чувствам, к морали. И к тому же их так долго и так упорно убеждали что церковь, мол, уже давным-давно блистательно опровергла все могущие быть возражения, что им и в голову не приходит разбираться в таких вопросах самим… Но, прошу прощения, это я просто так, между прочим. Я хотел сказать, что потребность верить в любой, самой общей форме не может служить достаточным оправданием для христианской религии, которая полна туманностей, старых мифов…

— Незачем оправдывать бога тому, кто чувствует бога, — заявил на сей раз священник безапелляционным тоном. Но тут же он дружески наклонился к своему собеседнику: — Непостижимо другое, а именно то, что вы, вы, Антуан Тибо, говорите это! В большинстве наших христианских семей дети, увы, видят, что их родители строят свою повседневную жизнь так, словно бы и не существовало бога, в которого детей сызмальства приучают верить. Но вы-то! Вы, который с самых ранних дней могли ежеминутно ощущать присутствие бога у вашего семейного очага! Вы, который видели, что любой поступок вашего бедного отца вдохновлялся свыше…

Наступило молчание. Антуан пристально смотрел на аббата и, казалось, удерживал слова, готовые сорваться с языка.

— Да, — наконец проговорил он, не разжимая губ. — Именно так: я видел бога, увы, лишь через своего отца. — Его взгляд, звук голоса договаривали то, чего он не сказал вслух. — Но сейчас не время распространяться на эту тему, — добавил он, чтобы кончить разговор. И прижался лбом к вагонному стеклу. — Вот и Крейль, — объявил он.

Поезд замедлил ход, остановился. Фонарь разгорелся ярче. Антуан мечтал, чтобы к ним в купе вошёл какой-нибудь пассажир и положил конец их беседе. Но на перроне никого не было. Поезд тронулся.

После довольно долгого молчания, когда оба собеседника, казалось, ушли каждый в свои мысли, Антуан снова нагнулся к священнику.

— Как видите, господин аббат, по меньшей мере две причины мешали и мешают мне вернуться к католицизму. Первая — проблема греховности: по-моему, я просто не способен испытывать ужас перед грехом. Вторая — проблема провидения: я не могу принять своего личного бога.

Аббат молчал.

— Да, да, — продолжал Антуан. — То, что вы, католики, именуете грехом, для меня это, напротив, нечто живое, сильное, подсознательное, назидательное, то, что позволяет — как бы лучше выразиться — осязать существующую реальность. А также двигаться вперёд. Никакой прогресс, — о, конечно, я не заблуждаюсь насчёт слова «прогресс», просто оно удобнее!.. — так вот, никакой прогресс не был бы возможен, если бы человек покорно сторонился греха… Но, боюсь, это заведёт нас слишком далеко, — добавил он и в ответ на еле приметное движение плечей аббата иронически улыбнулся. — Что касается гипотезы провидения, тут уж нет! Если и существует идея, которую я мог бы принять безоговорочно, так это идея всеобщего равнодушия!

Аббат даже подскочил:

— Ну, а сама ваша наука с большой буквы, хочет она того или нет, она только и делает, что подтверждает наличие Верховного Порядка. (Я с умыслом не прибег к более точному выражению — «божественный промысел».) Но, бедный мой друг, если бы мы позволили себе отрицать этот высший Разум, каковой управляет всеми явлениями, след коего носит на себе всё сущее, если бы мы отказались признать, что всё в природе имеет свою цель, что всё создано ради некоей гармонии, — тогда уж никто ничего не смог бы понять!

— Пусть даже так!.. Вселенная для нас непостижима. Принимаю это как факт.

— А непостижимость, друг мой, и есть бог!

— Только не для меня. Я ещё не дошёл до искушения называть «богом» всё, чего не понимаю.

Он улыбнулся и несколько минут молчал.

Аббат взглянул на него, готовый к обороне.