На площади Биржи мимо него промчалась веселая молодая компания велосипедистов, нагруженных разнообразной провизией, которые, должно быть, отправлялись завтракать на вольном воздухе куда-нибудь в лес. Одно мгновение он смотрел им вслед, затем двинулся по направлению к Сене. Он не торопился. Он хотел повидаться с Антуаном, но знал, что брат не возвращается домой раньше полудня. Улицы были тихи и пустынны. Пахло только что политым асфальтом. Он шел, опустив голову, и машинально напевал:
Счастья не будет тебе,
Покуда в последней борьбе…
— Доктор еще не возвращался, — сказала ему консьержка, когда он добрался до Университетской улицы.
Жак решил ждать на улице, прогуливаясь перед домом. Издали он узнал машину. Антуан сидел у руля; он был один и казался озабоченным. Прежде чем остановить автомобиль, он взглянул на брата и несколько раз качнул головой.
— Ну, что ты скажешь насчет утренних новостей? — спросил он, как только Жак подошел ближе. И указал на подушки сиденья, где лежало штук шесть газет.
Вместо ответа Жак состроил гримасу.
— Пойдем позавтракаем? — предложил Антуан.
— Нет. Мне нужно только сказать тебе два слова.
— Тут, на тротуаре?
— Да.
— Так войди хотя бы в машину.
Жак уселся рядом с братом.
— Я хочу поговорить о деньгах, — заявил он тотчас же немного сдавленным голосом.
— О деньгах? — Одно мгновение Антуан казался удивленным. Но затем тотчас же воскликнул: — Ну, разумеется! Сколько хочешь.
Жак остановил его гневным жестом:
— Не о том речь!.. Я хотел бы поговорить с тобой о письме, ну, знаешь, которое после смерти Отца… Насчет…
— Наследства?
— Да.
Его охватило наивное чувство облегчения оттого, что ему не пришлось произнести это слово.
— Ты… Ты изменил свою точку зрения? — осторожно спросил Антуан.
— Может быть.
— Хорошо!
Антуан улыбался. У него появилось выражение, всегда раздражавшее Жака: выражение провидца, читающего в мыслях других людей.
— Не подумай, что я хочу упрекнуть тебя в чем-либо, — начал он, — но то, что ты мне тогда ответил…
Жак прервал его:
— Я просто хочу знать…
— Что сталось с твоей частью?
— Да.
— Она тебя ждет.
— Если бы я захотел… получить ее, это было бы сложно? Долго?
— Нет ничего проще. Пройдешь в контору к нотариусу Бейно, и он даст тебе полный отчет. Затем к нашему биржевому маклеру Жонкуа, которому поручены ценные бумаги, и сообщишь ему свои инструкции.
— И это можно сделать… завтра?
— Если хочешь… Тебе нужно спешно?
— Да.
— Что ж, — заметил Антуан, не рискнув расспрашивать подробнее, — нужно будет только предупредить нотариуса о твоем приходе… Ты не зайдешь ко мне нынче днем повидаться с Рюмелем?
— Может быть… Да, пожалуй…
— Ну вот и отлично; я передам тебе письмо, а ты завтра сам снесешь его к Бейно.
— Ладно, — сказал Жак, открывая дверцу автомобиля. — Я спешу. Спасибо. Скоро вернусь за письмом.
Антуан, снимая перчатки, глядел ему вслед. "Ну и чудак! Он даже не спросил меня, сколько составляет эта его часть!"
Он забрал газеты и, оставив машину подле тротуара, задумчиво направился в дом.
— Вам звонили, — сообщил ему Леон, не поднимая глаз. — Такова была уклончивая формула, которую он принял раз навсегда, чтобы не произносить имени г-жи де Батенкур; и Антуан никогда не решался сделать ему на этот счет какое-нибудь замечание. — И очень просили позвонить к ним, когда вернетесь.
Антуан нахмурился. У Анны просто какая-то мания надоедать ему по телефону!.. Тем не менее он направился прямо в свой кабинет и подошел к аппарату. Несколько секунд он стоял перед трубкой, все еще в соломенной шляпе, сдвинутой на затылок, и с застывшей в воздухе рукой. Отсутствующим взором глядел он на газеты, которые только что бросил на стол. И внезапно резким движением повернулся на каблуках.
— К черту! — сказал он вполголоса.
Право же, сегодня ему действительно не до того.
Жак, умиротворенный беседой с Антуаном, думал теперь только о том, чтобы увидеться с Женни. Но из-за г-жи де Фонтанен он не решался явиться на улицу Обсерватории раньше половины второго или двух.
"Что она сказала матери? — думал он. — Какой прием меня ожидает?"
Он зашел в студенческий ресторанчик возле Одеона и не торопясь позавтракал. Затем, чтобы убить время, направился в Люксембургский сад.
Тяжелые облака наползали с запада, по временам закрывая солнце.
"Прежде всего Англия не стала бы ввязываться, — говорил он себе, думая о воинственной статье, которую прочитал в "Аксьон франсез", — Англия сохранила бы нейтралитет и стала бы наблюдать за дракой, ожидая часа, когда сможет выступить арбитром… России понадобились бы месяца два, чтобы развернуть военные действия… Франция очень скоро была бы разбита… Следовательно, даже с точки зрения националиста, единственный разумный выход — сохранять мир… Печатать такие статьи — преступление. Что бы там ни говорил Стефани, а воздействия их на психику читателя отрицать нельзя… К счастью, массы обладают достаточно сильным инстинктом самосохранения и, несмотря ни на что, удивительным чувством реальности…"