Семья Тибо, том 1

— Нет, я представляю их себе такими, какие они есть, Антуан… По крайней мере, такими, какими бывают лучшие из них. Отнюдь не бездельниками, — напротив! Но жуирами — да, конечно! Ведущими жизнь, одновременно и деятельную и роскошную — приятно деятельную и нагло роскошную! Жизнь, полную до краев, потому что она соединяет в себе все доступные наслаждения: все радости, все развлечения, которые достигаются умственным трудом, спортивной борьбой с конкурентами, а также темными делишками, и азартной игрой, и просто удачей; все удовольствия, связанные с успехом, с общественным положением, с господством над людьми и вещами!.. Словом — жизнь привилегированного класса! Разве ты станешь все это отрицать?

Антуан молчал. "Краснобайство! — проворчал он про себя. — Болтает, глупец, прочищает себе глотку общими фразами!.." Тем не менее он прекрасно чувствовал, что раздражение мешает ему быть вполне справедливым и что проблемы, затронутые в разглагольствованиях брата, не могут быть оставлены без внимания. "Проблемы, — думал он, — гораздо более трудные, чем Жак или ему подобные любители упрощений могут себе представить… Невероятно сложные проблемы, для решения которых нужны не гуманно настроенные утописты, а крупные ученые, великие хладнокровные умы, вполне овладевшие научными методами…"

Жак закончил, метнув в сторону брата свирепый взгляд:

— Капитализм? Конечно, он в свое время был орудием прогресса… Но в наши дни, в силу неизбежного хода истории, он стал вызовом здравому смыслу, вызовом справедливости, вызовом человеческому достоинству!

— Да неужели? — воскликнул Антуан. — И это все?

Наступило молчание. Вошел Леон и переменил тарелки.

— Подайте сыр и фрукты, — сказал Антуан, — мы сами себе положим… Швейцарского или голландского? — обратился он с вопросом к брату. Он говорил легким, непринужденным тоном.

— Ни того, ни другого; благодарю.

— Может быть, персик?

— Да, персик.

— Постой, я тебе сейчас выберу…

Он умышленно подчеркивал в своем обращении сердечную ноту.

— Теперь поговорим серьезно, — продолжал он после небольшой паузы, примирительным тоном стараясь смягчить обидный смысл своих слов. — Что такое — капитализм? Должен тебе сказать, я отношусь несколько подозрительно к ходким выражениям. И, в частности, к словам, оканчивающимся на "изм"…

Он думал смутить брата. Но Жак спокойно поднял голову. Раздражение его мало-помалу улеглось, по губам скользнула даже тень улыбки. Одно мгновение он смотрел в сторону открытого окна. День постепенно угасал: над серыми фасадами домов небо с каждой минутой становилось все темнее.

— Что касается меня, — пояснил он, — когда я говорю: "капитализм" — я имею в виду совершенно определенное явление: способ распределения мировых богатств и способ их использования.

Антуан немного подумал, затем одобрительно кивнул головой. Братья с одинаковым облегчением почувствовали, что их беседа становится менее натянутой.

— Персик у тебя спелый? Может, хочешь сахару? — спросил Антуан.

— Знаешь, — продолжал Жак, не отвечая на вопрос, — знаешь, что больше всего возмущает меня в капитализме? То, что он отнял у рабочего все, что делало его человеком. Концентрация оторвала рабочего от родных мест, от семьи, от всего, что придавало его жизни человеческий характер. У него вырвали почву из-под ног. Его лишили всех естественных радостей, которые труд давал ремесленнику. Его превратили в безличное животное-производителя в этом муравейнике, который называется заводом! Представляешь ли ты себе организацию труда в этом аду? Поистине бесчеловечное разделение между ручным, механическим и — как бы это сказать? — умственным трудом! Представляешь ли ты себе, чем стал повседневный труд для заводского рабочего? До какого рабского отупения он доведен?.. В прежнее время тот же человек был бы искусным ремесленником, любящим свою маленькую мастерскую, заинтересованным в своей работе. Нынче он осужден не представлять собою ровно ничего. Ничего — кроме механизма, кроме одной из тысячи мелких частей той таинственной машины, тайну которой он даже не обязан знать для выполнения своей работы! Тайну, которая является достоянием меньшинства, все того же пресловутого меньшинства: хозяина, инженера…

— Потому что образованные и компетентные люди всегда представляют собой меньшинство, черт возьми!

— Человек совершенно обезличен, Антуан! Вот в чем преступление капитализма! Он сделал из рабочего машину! Меньше того — слугу машины!