Семья Тибо, том 1

— Да. Теоретически — действительно, остаток должен представлять собой ту часть, которая принадлежит хозяину за руководство делом или акционеру за то, что он одолжил свои деньги. Мы к этому еще вернемся!.. А сначала сопоставим цифры. Сравним заработную плату с прибылью!.. В действительности этот "остаток" представляет собой львиную долю, явно несоразмерную участию, принимаемому в производстве! И этот остаток служит хозяину для укрепления и увеличения его власти! Из той части доходов, которую он не использует на свое благосостояние, на роскошь, он составляет капитал, вкладывает его в другие предприятия, и он разрастается, как снежный ком. Именно из этого богатства, капитализованного за счет рабочего, и возросло за многие поколения всемогущество буржуазного класса. Всемогущество, опирающееся на жестокую несправедливость… Ибо, возвращаюсь к сказанному раньше, несоразмерность между тем, что капиталист получает как вознаграждение за свой вклад, и заработком человека, отдающего свой труд, — это еще не самая большая несправедливость. Самая явная несправедливость кроется в другом: деньги работают на того, кто ими владеет! Оли работают сами по себе, так что владельцу их не приходится и пальцем пошевелить!.. Деньги непрерывно порождают новые деньги!.. Задумывался ли ты когда-нибудь над этим, Антуан? Общество эксплуататоров благодаря дьявольскому измышлению, называемому банком, нашло прекрасный выход из положения, чтобы покупать рабов и заставлять их в поте лица трудиться на себя — рабов вполне надежных, безымянных и столь далеких, столь безвестных, что, если хочешь жить в согласии со своей совестью, можно притвориться, будто ничего не знаешь об их мученической жизни… Вот она, вопиющая несправедливость: этот налог, взимаемый с пота и крови самым лицемерным, самым безнравственным образом!

Антуан отодвинулся от стола, зажег папиросу и скрестил руки на груди. Сумерки наступили так быстро, что Жак уже не мог ясно различить выражение лица брата.

— Ну, что же дальше? — спросил Антуан. — Ваша революция должна все это сразу изменить, как по волшебству?

Тон был насмешливый. Жак отодвинул от себя тарелку, удобно оперся локтем на стол и в полумраке дерзко взглянул на брата.

— Да. Потому что сейчас, пока рабочий одинок и во власти нужды, он беззащитен. Но первое социальное следствие революции будет заключаться в том, что он наконец получит политическую власть. Тогда он изменит базис общества. Тогда он сможет создать новые порядки, новый свод законов… Видишь ли, единственное зло — это эксплуатация человека человеком. Надо построить мир, где такая эксплуатация будет невозможна. Мир, где все богатства, которые сейчас незаконно захвачены паразитическими учреждениями, вроде ваших крупных промышленных предприятий и ваших огромных банков, будут пущены в обращение для того, чтобы пользоваться ими могло все человечество. В данное время бедняк, работающий на производстве, с таким трудом добывает свой прожиточный минимум, что у него не остается ни времени, ни сил, ни даже желания научиться мыслить, развить свои человеческие способности. Когда мы говорим, что революция упразднит пролетариат, то мы имеем в виду именно это. В представлении настоящих революционеров революция не только должна обеспечить производителю более свободное, более обеспеченное и более счастливое существование — она должна прежде всего изменить положение человека в отношении труда; она должна очеловечить самый труд, чтобы он перестал быть отупляющим игом. Рабочий должен пользоваться досугом. Не быть с утра и до вечера только орудием производства. Он должен иметь время, чтобы задуматься над самим собой, иметь возможность развить до максимума — в зависимости от своих способностей — свое человеческое достоинство; стать, в той мере, в какой это для него возможно, — а эта мера не столь мала, как обычно считается, — настоящей человеческой личностью…

Он произнес: "А эта мера не столь мала, как обычно считается", — с убедительностью глубоко уверенного в своих словах человека, но глухим тоном, в котором более опытный наблюдатель, чем его брат, уловил бы, вероятно, нотку сомнения.

Антуан этого не заметил. Он размышлял.

— В конце концов, я согласен с тобой… — уступил он. — Если предположить, что все это осуществимо… Но каким образом?

— Не иначе, как путем революции.

— Это означает диктатуру пролетариата?

— Диктатура… да… Придется начать с этого, — произнес Жак задумчиво. — Лучше сказать — диктатура производителей. Слово "пролетариат" так избито… Даже в революционных кругах теперь стараются освободиться от старой гуманитарной и либеральной терминологии сорок восьмого года…

"Это неправда, — мысленно перебил он себя, вспомнив свою собственную манеру выражаться и словопрения "Говорильни". — Но мы к этому, несомненно, придем".