Но она не владела своими мыслями. Прошлое воскресало в памяти, и яркие картины проходили перед ее глазами, как фильм, прокручиваемый со сказочной быстротой… Непонятное начиналось для нее с конца того лета 1910 года, проведенного в Мезон-Лаффите. В то время, когда Жак, по всей видимости, с каждым днем все больше влюблялся, все более настойчиво стремился покорить ее; в то время, когда она сама с каждым днем все больше пугалась своего возрастающего смятения и своего желания уступить ему, — внезапно, без всякого предупреждения, ни строчки не написав ей, ничем не объяснив оскорбления, наносимого ей такой переменой, Жак перестал бывать у них… А потом однажды вечером Антуан вызвал Даниэля к телефону: Жак исчез!.. С этой минуты начались ее терзания. Что послужило причиной бегства или, может быть, хуже того — самоубийства? Какую тайну этот необузданный юноша унес с собой?.. Изо дня в день в течение всего октября этого памятного 1910 года, полная тревоги, она следила за бесплодными поисками Антуана и Даниэля, пытавшихся напасть на след беглеца, и никто вокруг нее, даже мать, не подозревал о ее страданиях… Так продолжалось многие месяцы… В полном молчании и душевном смятении, не имея даже поддержки в настоящем религиозном чувстве, она билась одна в этой тяжелой атмосфере неразгаданной загадки. Упорно скрывала она не только свое отчаяние, но и физическое недомогание, вызванное потрясением всего организма после такого удара… Наконец после года с лишним молчаливой борьбы, после того как силы то восстанавливались, то снова падали, наступило душевное успокоение. Теперь оставалось только позаботиться о теле. Доктора отправили ее на целое лето в горы, а с наступлением первых холодов — на юг… Именно в Провансе прошлой осенью она узнала из письма Даниэля к матери, что Жак отыскался, что он живет в Швейцарии, что он приезжал в Париж на похороны г-на Тибо. В течение нескольких недель после этого она находилась в глубоком смятении, но потом оно само собой улеглось, и, вопреки всему, так быстро, что она действительно поверила в свое выздоровление: между нею и Жаком все кончено, не осталось ничего… Так она думала. А сегодня вечером, в самый драматический час ее жизни, он вдруг снова предстал перед ней со своими бегающими зрачками, со своим недобрым лицом!
Она продолжала сидеть, нагнувшись вперед, не спуская испуганного взгляда с пролета лестницы. Мысли ее неслись галопом. Что ждет ее впереди? Случайная встреча, внезапное столкновение скрестившихся взглядов достаточно ли этого, чтобы всколыхнуть весь осадок прошлого, чтобы в один миг уничтожить физическое и моральное равновесие, с таким трудом достигнутое ею в течение нескольких лет?
По знаку Антуана Жак остался внизу, в холле.
Особа в черном атласном платье снова заняла свое место за кассой и время от времени бросала на Жака недружелюбные взгляды поверх своего пенсне. Скрытый в глубине оркестр, состоявший из рояля и визгливой скрипки, старательно наигрывал танго для одной-единственной пары танцующих, мелькавшей за стеклянной перегородкой. В столовой кончала обедать запоздалая публика. Из буфетной доносился звон посуды. Лакеи сновали взад и вперед с подносами в руках. Проходя мимо кассирши, они объявляли негромким голосом: "Одну бутылку "Эвиана" в третий номер", "Счет десятому номеру", "Два кофе в двадцать седьмой".
Горничная сбежала с лестницы. Кончиком своего пера особа в черном платье указала ей на Жака.
Горничная подала ему записку от Антуана:
"Телеграфируй доктору Эке, пусть срочно приезжает в Пасси. О9-13".
Жак попросил провести его к телефонной будке. В трубку он услышал голос Николь, но не назвал себя.
Эке был дома. Он подошел к телефону.
— Выезжаю. Через десять минут буду на месте.
Кассирша ждала около дверцы телефонной будки. Все, что имело отношение к "этому дураку из девятого номера", казалось ей подозрительным: даже больной обычно является нежелательным постояльцем в гостинице, а что же говорить о самоубийце?
— Понимаете, подобные дела в таком почтенном заведении, как наше… Мы не можем… категорически не можем… Необходимо немедленно…
В эту минуту на лестнице появился Антуан. Он был один и без шляпы. Жак бросился к нему.
— Ну что?
— Он без сознания… Ты звонил по телефону?
— Эке сейчас приедет.
Особа в черном платье решительно набросилась на них:
— Вы, может быть, домашний врач этой семьи?
— Да.
— Мы ни в коем случае не можем держать его здесь, понимаете?.. В такой гостинице, как наша… Необходимо перевезти его в больницу…
Антуан, не обращая больше на кассиршу никакого внимания, увлек брата в другой конец холла.
— Что случилось? — расспрашивал Жак. — Почему он решил покончить с собой?
— Понятия не имею.
— Он жил здесь один?
— Кажется.
— Ты сейчас поднимешься обратно?
— Нет. Подожду Эке, чтобы переговорить с ним… Давай сядем. — Но, едва усевшись, Антуан снова вскочил. — Где телефон? — Он внезапно вспомнил об Анне. — Следи за входной дверью. Я сейчас вернусь.