Читаем Семья Тибо, том 2 полностью

– Ты отстал, приятель, ты отстал… Иди послушай, что говорят в других местах… Хотя бы в "Птит репюблик"… или в "Сантр дю парти репюбликен", куда я заходил вчера вечером… Всюду одна и та же песня… У всех открылись глаза… Понял не один Эрве… Братство народов – это звучит красиво. Но события пришли, надо смотреть им в лицо. Что ты думаешь делать?

– Все, что угодно, только не…

– Гражданская война, чтобы избежать другой? Утопия!.. Сейчас на это не пошел бы никто… Всякая попытка восстания провалилась бы перед угрозой иностранного вторжения. Даже в промышленных центрах, даже в кругах Интернационала большинство вместе со всей массой населения собирается защищать свою территорию… Всеобщее братство? Да, в принципе – да! Но в эту минуту оно отошло на задний план. Сегодня, приятель, все чувствуют более узкое братство – братство французов… И потом, черт побери, эти пруссаки надоедают нам уже не первый день! Если им вздумается прийти к нам драться, что ж…

Площадь оглашалась криками газетчиков, которые мчались, пронзительно визжа:

– "Пари-Миди"!

Лувель перешел улицу, чтобы купить газеты. Жак собирался последовать за ним, как вдруг заметил проезжавшее мимо свободное такси. Он вскочил в него. Прежде всего – к Женни.

"Эрве… – думал он с отвращением. – Если уж эти поколебались, то как могут устоять остальные, маленькие люди, масса… те, кто каждое утро читает во всех газетах, что есть войны справедливые и есть войны несправедливые и что война против прусского империализма, война, имеющая целью раз навсегда покончить с пангерманцами, была бы войной справедливой, войной священной, крестовым походом в защиту демократических свобод!.."

Приехав на улицу Обсерватории, он поднял глаза к балкону Фонтаненов. Все окна были открыты.

"Может быть, ее мать вернулась?" – подумал он.

Нет, Женни была одна. Он сразу понял это, увидев, как, бледная, потрясенная радостью, она отворила дверь и отступила в полумрак передней. Она подняла на него взгляд, полный тревоги, но такой нежный, что он подошел к ней и внезапно протянул руки. Она вздрогнула, закрыла глаза и упала ему на грудь. Их первое объятие… Ни он, ни она не ожидали его, оно длилось всего несколько секунд. Как вдруг, словно возвращаясь к неумолимой действительности, Женни высвободилась и, показав рукой на стол, где лежала развернутая газета, спросила:

– Это правда?

– Что?

– Мо… мобилизация!

Он схватил листок. Это был тот самый номер "Пари-Миди", о котором кричали на вокзальной площади, который вот уже целый час в тысячах экземпляров продавался во всех кварталах Парижа. Перепуганная консьержка только что принесла его Женни.

У Жака кровь прилила к лицу.

"Сегодня ночью в Елисейском дворце состоялось заседание военного совета… III армейский корпус спешно выступает к границе. Части VIII корпуса получили походное снаряжение, боевые припасы, продовольствие и ждут приказа о выступлении".

Она смотрела на него; на ее лице застыло выражение мучительной тревоги. Наконец, преодолев колебание, она прошептала:

– Если будет война, Жак… вы пойдете?

Уже пять дней он ждал этого вопроса. Он поднял глаза и решительно покачал головой: нет.

Она подумала: "Я это знала, – и, борясь со смущавшим ее предательским сомнением, сейчас же сказала себе: – нужно большое мужество, чтобы отказаться идти!"

Она первая нарушила молчание:

– Пойдемте.

Взяв его за руку, она увлекла его за собой. Дверь в ее комнату оставалась открытой. Она с секунду поколебалась, затем ввела его туда. Он рассеянно последовал за ней.

– Возможно, это неправда, – вздохнул он, – но может стать правдой завтра. Война теснит нас со всех сторон. Круг суживается. Россия упорствует, Германия тоже… В каждой стране правительство упрямо делает те же смехотворные предложения, проявляет ту же непримиримость, так же отказывается прийти к соглашению.

"Нет, – думала она, – это не страх. Он мужествен. Он последователен. Он не должен поступать, как другие, не должен поддаваться, не должен идти на войну".

Не сказав ни слова, она подошла к нему и приникла к его груди.

"Он останется мне!" – внезапно подумала она, и сердце ее забилось сильнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное