Читаем Семья Тибо, том 2 полностью

Она не шевельнулась, но он почувствовал, что она вся сжалась, и увидел полный отчаяния взгляд, который она бросила на него. Он сильнее прижал ее к груди, покрыл поцелуями побледневшее, расстроенное лицо. Ему было жаль ее, и вся тяжесть событий внезапно стала для него еще мучительней от этой немой скорби, помочь которой он был не в силах.

– Не могу же я взять вас с собой… – прошептал он, словно думая вслух.

Она вздрогнула и решилась произнести:

– А почему бы нет?

Не успел он понять, что Женни собирается делать, как она выскользнула из его объятий, открыла шкаф, вынула шляпу, перчатки.

– Женни! Я сказал так, но… Послушайте, это невозможно… Мне надо столько сделать, повидать стольких людей… Я должен зайти в "Юма"… в "Либертэр"… в другие места… вечером в Монруж… Куда вы денетесь, пока я буду там?

– Я останусь внизу, на улице, – ответила она умоляющим тоном, который удивил их обоих. Она отбросила всю свою гордость. Эти три дня разлуки преобразили ее. – Я буду ждать вас столько, сколько понадобится… Я ни в чем не стесню вас… Позвольте пойти с вами, Жак, позвольте мне разделить вашу жизнь… Нет, об этом я вас не прошу, я знаю, что это невозможно… Но не оставляйте меня… здесь… с этими газетами!

Никогда еще он не чувствовал ее такой близкой: это была новая Женни боевой товарищ!

– Я беру вас с собой! – весело вскричал он. – И познакомлю с моими друзьями… Вы увидите… А вечером мы вместе пойдем на митинг в Монруж… Идемте!

– Прежде всего надо покончить с этим делом о наследстве, – решительно заявил он, как только они очутились на улице. – А затем надо будет узнать, насколько верны известия "Пари-Миди".

Голос его звучал весело. Присутствие молодой девушки вернуло ему былое оживление – оживление его лучших дней. Он взял Женни под руку и увлек ее за собой, направляясь быстрыми шагами к Люксембургскому саду.

В конторе маклера (так же как в филиалах банков, в почтовых отделениях, в сберегательных кассах) толпа осаждала окошечки, обменивая бумажные деньги на звонкую монету. На Бирже уже два дня была паника. Биржевые маклеры и крупные биржевые волки ходатайствовали перед правительством о моратории, который на всякий случай позволил бы перенести июльские платежи на конец августа.

– Надо сказать, что вы недурно осведомлены, сударь, – признался уполномоченный, подмигнув ему с почтительным видом. – Через сорок восемь часов мы уже не могли бы исполнить ваше распоряжение.

– Знаю, – невозмутимо ответил Жак.

Несколькими часами позже половина внушительного состояния, оставленного г-ном Тибо, за вычетом двухсот пятидесяти тысяч франков в южно-американских процентных бумагах, – реализовать их в столь короткий срок оказалось невозможно, – была стараниями Стефани передана в осторожные и умелые руки, которые взялись менее чем через сутки предоставить этот анонимный дар в распоряжение Международного бюро.

LVI. Четверг 30 июля. – Визит Антуана к Рюмелю. Паника на Кэ-д'Орсе

Приблизительно в этот же час Антуан поднимался по лестнице министерства иностранных дел, чтобы сделать Рюмелю его обычное впрыскивание. В последнее время, особенно после возвращения министра, дипломат, не знавший отдыха ни днем, ни ночью, вынужден был отказаться от визитов на Университетскую улицу, а так как его переутомленный организм более чем когда-либо нуждался в этом ежедневном подстегивании, то было условлено, что доктор будет регулярно приходить в министерство. Антуан охотно пошел на это нарушение своего расписания: двадцать минут, проведенных в кабинете Рюмеля, ежедневно вводили его в курс дипломатических дел, и он считал, что благодаря этой счастливой случайности принадлежит к узкому кругу лиц, наиболее осведомленных во всем Париже.

Несколько человек ожидали приема в зале и в соседней маленькой гостиной. Но привратник знал доктора и провел его служебным ходом.

– Итак, – сказал Антуан, вынимая из кармана номер "Пари Миди", события разворачиваются?

– Тс-с!.. – произнес Рюмель, поднимаясь с места и нахмурив брови. Уничтожьте это, и поскорее. Мы немедленно дали опровержение! Правительство намерено возбудить судебное преследование за эту наглую утку. А пока что полиция уже наложила арест на все, что осталось от тиража.

– Так, значит, это ложь? – спросил Антуан, сразу успокоившись.

– Н… нет.

Антуан, ставивший в это время свой ящик с инструментами на угол письменного стола, поднял голову и молча посмотрел на Рюмеля, который с измученным видом медленно раздевался.

– Сегодня ночью у вас действительно было жарко… – Тембр его голоса, приглушенного усталостью, показался Антуану изменившимся. – В четыре часа утра все мы были еще на ногах, и нам было не слишком весело… Военный министр вместе с морским были срочно вызваны в Елисейский дворец, где уже находился премьер-министр. Там в течение двух часов действительно рассматривались… крайние меры.

– И… они не были приняты?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная проза / Проза / Современная русская и зарубежная проза
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное