Семья Тибо, том 2

– Это, разумеется, не понравилось бы некоторым промышленникам севера. Но неужели вы действительно думаете, что это внесло бы существенную перемену в нищенское существование большинства рабочих и шахтеров? И неужели вам не ясно, что большинство из них, если бы их спросить, предпочло бы это славной смерти на поле битвы?.. – Его лицо оставалось мужественным и серьезным. – Я знаю, что вы смотрите на войну и на мир как на естественно чередующиеся этапы в жизни народов… Чудовищно!.. Это жестокое чередование надо прекратить раз и навсегда! Надо, чтобы человечество, освободившись от этого кровавого ритма, могло свободно направлять свою энергию на создание лучшего общества! Война не разрешает ни одной из насущных проблем в жизни человека! Она только ухудшает бедственное положение рабочего! Пушечное мясо во время войны, раб, угнетаемый еще более жестоко после нее, – таков его жребий! Глухим голосом он добавил: – Для меня это просто: я не вижу ничего решительно ничего! – что могло бы быть хуже для народа, чем бедствия войны!

– Очень просто! – холодно произнес Руа. – И даже немного… упрощенно, если хотите! Как будто народ ничего не выигрывает на войне, которая заканчивается победой!

– Ничего! Никогда!

Раздался голос Антуана, отчетливый, резкий:

– Это не выдерживает критики!

Жак вздрогнул и повернул голову. До этого Антуан сидел за письменным столом и, опустив глаза, был, казалось, занят тем, что распечатывал письма. В действительности же он не пропустил ни одного слова из того, что говорилось в нескольких метрах от него. Не поднимаясь с места, не глядя на брата, он продолжал:

– Не выдерживает никакой критики с точки зрения истории! Вся история… начиная с Жанны д'Арк…

– Гм! – насмешливо вставил Жуслен. – Кто знает? Может быть, не будь Орлеанской девы, Англия и Франция слились бы в единую нацию… К немалому бесчестию Карла Седьмого, согласен. Но, пожалуй, и к немалой выгоде обеих наций: благодаря этому они избежали бы многих страданий…

Антуан пожал плечами.

– Будьте серьезны, Жуслен. Не станете же вы утверждать, что Германия, например, ничего не выиграла ни от Садовы, ни от Седана[50]?

– Германия! – немедленно отпарировал Жак. – Немецкая нация! Совокупность!.. Но народ? Но немец, человек из немецкого народа – что выиграл он?

Руа выпрямился.

– А если к пасхе тысяча девятьсот пятнадцатого года, или даже раньше, победоносная Франция отвоюет Эльзас-Лотарингию, расширит свою территорию до естественной границы – Рейна, присоединит к своим владениям угольные богатства Саара, увеличит свое колониальное могущество за счет германских владений в Африке, если силой своего оружия она превратится в самую могущественную державу континента, – можно ли будет утверждать тогда, что французский народ ничего не выиграл, пожертвовав своими солдатами?

Он добродушно рассмеялся, затем, считая, как видно, что вопрос исчерпан, вынул портсигар, взял стул, перевернул его и уселся верхом.

– Все это не так просто… Не так просто… – задумчиво прошептал возле Жака Жуслен.

– Нет, – сказал Жак вполголоса, обращаясь к нему, – я не могу понять насилие, даже если оно направлено против насилия! Я не хочу, чтобы в моем рассудке осталась хоть одна щель, в которую могло бы проскользнуть поползновение к насилию!.. Я отказываюсь от всякой войны, независимо от того, как она будет окрещена – "справедливой" или "несправедливой"! От всякой войны, откуда бы она ни исходила и чем бы она ни была вызвана!

Его душило волнение. Он замолчал. "Даже от гражданской войны!" подумал он, вспомнив свои страстные споры с революционерами, готовыми на все, например с Митгергом. ("Не разнузданной ненависти и не убийству, говорил им Жак, – хочу я быть обязанным за торжество идеи братства – идеи, которой я посвятил свою жизнь…")

LXI. Пятница 31 июля. – Противоположные взгляды Жака и Антуана на вопрос о защите отечества

– Не так просто… – повторил Жуслен, окидывая всех тяжелым взглядом.

Он сделал паузу и заговорил уже другим тоном, словно собирая убегавшие мысли.

– У нас, врачей, есть хотя бы одно преимущество – нас призывают не для того, чтобы заставить играть кровавую роль… Нас мобилизуют не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы лечить…

– Да, да… – живо откликнулся Штудлер, и его влажные глаза с благодарностью устремились на Жуслена.

– А если бы вы не были врачами? – с каким-то задорным любопытством спросил Руа, переводя внимательный взгляд с одного на другого. (Все знали, что, имея дело с военными властями, он никогда не пускал в ход своего диплома, что во время пребывания в армии он после короткого стажа в лазарете добился перевода обратно в воинскую часть и теперь числится младшим лейтенантом запаса в пехотном полку.)

– Итак, милый Манюэль, – вскричал Антуан, – вы решительно не хотите дать нам кофе!

Казалось, он искал любого предлога, чтобы прекратить спор и рассеять группу спорщиков.

– Сейчас, сейчас, патрон, – ответил молодой человек. И он вскочил, по-спортивному перекинув ногу через спинку стула.