Женни устала. Могучая жизненная энергия, исходившая от Жака, порабощала ее и в то же время истощала ее силы. Она вспомнила, что когда-то, в Мезон-Лаффите, ей приходилось уже испытывать в его присутствии это самое ощущение усталости, изнеможения, – усталости, являвшейся следствием того неослабевающего напряжения, которого он как бы требовал от окружающих, которое он почти предписывал своим голосом, властным взглядом, резкими скачками мысли.
Когда они подходили к редакции "Юманите", мимо них пробежал Кадье.
– На этот раз кончено! – крикнул он. – Германия объявила мобилизацию! Россия добилась своего!
Жак ринулся к нему. Но Кадье был уже далеко.
– Надо разузнать. Подождите меня здесь. (Он не решался привести девушку в редакцию.)
Она перешла дорогу и стала прохаживаться по противоположному тротуару. Люди, как пчелы в улье, роились у подъезда дома, куда скрылся Жак, то входили, то выходили обратно.
Через полчаса он вышел. Лицо его было искажено волнением.
– Это официально. Известие получено из Германии. Я видел Грусье, Самба, Вайяна, Реноделя[52]
. Все они там, наверху, и ждут подробностей. Кадье и Марк Левуар все время бегают из редакции на Кэ-д'Орсе и обратно… В ответ на усиление военных приготовлений России Германия мобилизуется… Настоящая ли это мобилизация? Жорес утверждает, что нет. Это то, что по-немецки называется Kriegsgefahrzustand! Случай, по-видимому, предусмотренный их конституцией. Жорес, со словарем в руках, дает почти буквальный перевод: "Состояние военной опасности… Состояние военной угрозы…" Патрон изумителен: он не желает терять надежды! Он еще под впечатлением своей поездки в Брюссель, бесед с Гаазе и с немецкими социалистами. Он всецело им доверяет: "Пока эти с нами, ничто еще не потеряно!" – повторяет он.Взяв Женни под руку, Жак быстро увлек ее вперед. Они несколько раз обошли квартал.
– Что будет делать Франция? – спросила Женни.
– По-видимому, в четыре часа состоялось экстренное заседание совета министров. В официальном коммюнике прямо говорится, что совет рассмотрел "меры, необходимые для защиты наших границ". Агентство Гавас сообщает в вечерних газетах, что наши войска прикрытия вышли на передовые позиции. Но в то же время говорят, что генеральный штаб решил оставить вдоль всей границы незанятую зону в несколько километров, чтобы у неприятеля не оказалось предлога для конфликта… Как раз сейчас германский посол совещается с Вивиани… Галло, которому хорошо известно положение вещей в Германии, настроен крайне пессимистически. Он говорит, что не следует обольщаться относительно смысла этой формулировки, что Kriegsgefahrzustand – это замаскированный способ провести мобилизацию до официального приказа о ней… Так или иначе, но в настоящую минуту в Германии осадное положение, а это означает, что на прессу надет намордник, что никакие выступления против войны там уже невозможны… Вот это, на мой взгляд, пожалуй, важнее всего: спасение могло бы прийти только через народное восстание… Однако Стефани, как и Жорес, упорно сохраняет оптимизм. Они говорят, что кайзер, выбрав эту предварительную меру, вместо того чтобы прямо опубликовать приказ о мобилизации, доказал этим свое желание сохранить мир. В конце концов, это вполне правдоподобно. Германия предоставляет, таким образом, правительству Петербурга последнюю возможность сделать шаг к примирению, быть может, отменить русскую мобилизацию. Со вчерашнего дня между кайзером и царем происходит, кажется, непрерывный обмен личными телеграммами… Когда я прощался со Стефани, Жореса вызвали к телефону из Брюсселя; все они, видимо, надеялись получить какое-то важное известие… Я не остался, мне хотелось посмотреть, как вы…
– Не беспокойтесь обо мне, – с живостью сказала Женни. – Сейчас же идите туда. Я подожду вас.
– Здесь? Стоя на улице? Нет!.. Давайте я усажу вас хотя бы в кафе "Прогресс".
Они быстро направились к улице Сантье.
– Добрый день! – раздался замогильный голос.
Женни обернулась и увидела позади них старого Христа с растрепанными волосами, в черной блузе типографского рабочего. Это был Мурлан.
Жак тотчас же сказал ему:
– Германия мобилизуется!
– Да, черт возьми! Знаю… Этого надо было ожидать. – Он плюнул. Ничего не поделаешь… Ничего не поделаешь – как всегда!.. И теперь уже долго нельзя будет что-либо сделать! Все должно быть разрушено. Чтобы можно было построить что-нибудь Порядочное, вся наша цивилизация должна исчезнуть!
Наступило молчание.
– Вы идете в "Прогресс"? – спросил Мурлан. – Я тоже.
Они прошли несколько шагов, не обменявшись ни словом.
– Ты обдумал то, что я сказал тебе сегодня утром? Ты не удираешь? продолжал старый типограф.
– Пока нет.
– Дело твое… – Он запнулся. – Я только что из Федерации… – Он окинул молодую девушку испытующим взглядом и пристально посмотрел на Жака, Мне надо сказать тебе два слова.
– Говорите, – сказал Жак. И, положив руку на плечо Женни, пояснил: Говорите свободно, здесь все свои.