Семья Тибо. Том 2

Никакого; абсолютно никакого. При этой мысли испытываешь какую-то неловкость, ибо в тебя въелись восемнадцать веков христианства. Но чем больше думаешь, чем больше глядишь вокруг себя, в самого себя, тем больше постигаешь эту бесспорную истину. «Никакого толку в этом нет». Миллионы существ возникают на земной поверхности, возятся на ней какое-то мгновение, потом распадаются и исчезают, а на их месте появляются новые миллионы, которые завтра также рассыплются в прах. В их кратком появлении никакого толку нет. Жизнь не имеет смысла. И ничто не имеет значения, разве только стараться быть как можно менее несчастным во время этой мимолетной побывки…

Впрочем, этот вывод не так уж безнадежен, не так уж парализует, как может показаться на первый взгляд. Чувствовать себя омытым, начисто освобожденным от всех иллюзий, которыми убаюкивают себя люди, желающие во что бы то ни стало видеть в жизни какой-то смысл; чувствовать так — значит достичь чудеснейшего состояния просветленности, могущества, свободы. Больше того: эта идея обладает, если уметь только воспользоваться ею, даже каким-то тонизирующим действием.

Вспомнил вдруг корпус Б, зал в нижнем этаже, через который проходил каждое утро, закончив работу в больнице. Как сейчас вижу: зал полон ребятишек, они сидят на полу, играют в кубики. Там были хроники, калеки, больные, выздоравливающие. Были там умственно отсталые дети, полуидиоты, и другие, очень развитые. В общем, полное подобие микрокосма… Человечество, если на него посмотреть через перевернутый бинокль… Многие ребята просто переставляли кубики как попало, переносили их с места на место, переворачивали их то одной, то другой стороной. Другие — более развитые — подбирали кубики по цветам, выстраивали их по прямой линии, складывали из них геометрические фигуры. Некоторые строители дерзали возводить маленькие, шаткие домики. Иной раз какой-нибудь упорный, изобретательный и самолюбивый зодчий задавался трудной целью и после десятка попыток воздвигал мост, обелиск, высоченную пирамиду… Когда кончалась перемена, все это рушилось. На линолеуме оставалась груда разбросанных кубиков в ожидании завтрашнего дня.

В конечном: счете довольно схоже с тем, что представляет собою жизнь. Каждый человек, повинуясь единственной потребности — играть (какие бы высокие предлоги он ни измышлял), строит жизнь сообразно со своими прихотями и способностями из тех самых элементов, которые доставляет ему действительность, из тех разноцветных кубиков, которые попадаются ему под руку, — и так со дня рождения. Те, кто одарен, стараются сделать из своей жизни сложную конструкцию, подлинное произведение искусства. Нужно следовать их примеру, чтобы как можно лучше, веселей провести «перемену»…

Каждый, сообразно со своими возможностями. Каждый — из тех элементов, которые дает ему случай. И так ли уж важно в самом деле — хуже или лучше получится какой-нибудь обелиск или пирамида.

Той же ночью.

Мой мальчик, я раскаиваюсь в том, что написал вчера вечером. Если тебе попадутся эти страницы, ты, должно быть, вознегодуешь. «Так мог думать только старик, — скажешь ты, — или умирающий». Ты прав, конечно. Я и сам уже не знаю, в чем правда. Существуют другие ответы, не просто негативные, на тот вопрос, который ты, несомненно, ставишь перед собой: «Во имя чего жить, работать, какова цель, которой стоит отдать себя всего?»

Во имя чего? Во имя прошлого и будущего. Во имя твоего отца и твоих детей, во имя того, что сам ты — звено этой цепи. Развитие не должно прерываться… Передать другим то, что тебе досталось, но обогатив, возвысив.

Не ради ли этого мы живем?

12 сентября, утро.

Был средним человеком, не выше того. Средние способности, как раз в соответствии с тем, чего требовала от меня жизнь. Средний ум, и память, и дар ассимиляции. Средняя личность. Все прочее — маскировка.

После обеда.

Здоровье, счастье — только шоры. В болезни черпаешь наконец явное видение мира. (Идеальным условием для того, чтобы понять себя и понять людей, было бы переболеть и затем восстановить здоровье. Меня подмывает даже сказать, что «человек, неизменно пользующийся хорошим здоровьем, неизбежно дурак».)

Был средним человеком — не выше того. Без настоящей культуры. Культура у меня была профессиональная, ограниченная моим ремеслом. Великие люди, настоящие великие люди, не ограничены своей областью. Великие врачи, философы, великие математики, великие политики никогда не бывают только врачами, философами и т. д. Их мысль свободно движется в других сферах, бежит за пределы специальных знаний.

Вечер.

О себе самом.

Я просто-напросто всегда был удачлив. Карьеру выбрал такую, в которой легче всего было преуспеть. (Что уже само по себе показатель практического ума.) Но ума среднего, хорошо уравновешенного, но лишь настолько, чтобы использовать благоприятные обстоятельства.

Прожил в ослеплении гордыней.