Семья в огне

В ту ночь сквозь занавески на запертом окне светила луна, ее овеянный тайной свет вытанцовывал дорожку на поверхности воды – до самого горизонта, до другого конца света. На парковке хлопнула дверь машины, потом вторая. Я прислушалась, думая различить шаги или звон ключей, но услышала только рев прибоя. С кровати мне было видно звезды. Поначалу лишь самые крупные: яркие, жирные, одинокие, подскакивающие на месте от нетерпения. А потом все остальные, крошечные и яростные, мириады песчинок на черном небе, сияющие подобно далекому берегу рая. Тело спящей Келли мерно вздымалось и опадало. Я прижалась к ней еще крепче, уткнулась носом ей в спину и сквозь тонкую ткань вдохнула запах кожи и гостиничного мыла. Волны с грохотом взрывались о берег, снова и снова, без конца. Я была дома.

Джордж

В этом году мой сын Роберт женился. Они с женой позвонили мне уже из Биг-Сура, Калифорния, куда отправились в свадебное путешествие, и сообщили: на днях они ходили в ратушу Окленда и там расписались. Хотел бы я присутствовать на свадьбе? Конечно. Но они решили иначе, и это их дело, не мое. Спасибо хоть позвонили, я очень обрадовался звонку. Джой – сильная женщина, под стать моему сыну. Их не назовешь любвеобильными или страстными (по крайней мере я не заметил между ними пылкой любви), но для Роберта, на долю которого выпало столько невзгод, это большая удача. Они оба журналисты, оба вечно заняты, оба цветные, оба не пьют и не хотят детей. Роберт пишет о нарушении прав заключенных в государственных тюрьмах, а Джой одержима влиянием строительства нефтепроводов на туземные земли. Она много времени проводит в Канаде. Рассказывая о своей работе, они оба начинают орать, поэтому, когда мы беседуем по телефону или встречаемся (и то и другое происходит нечасто), я стараюсь говорить о погоде и домашних животных. Я люблю Роберта, и он меня любит, но больше десяти лет – с тех пор как умерла его мать, – он держится подальше от меня, сестер и вообще Атланты. Представляете, его сестры до сих пор не знакомы с Джой! А ведь Роберт встречается с ней уже четыре года. Впрочем, никто по этому поводу особо не расстраивается. Он всегда был для них не столько родным братом, сколько кузеном или молодым дядей, который изредка приезжает в гости. Школа-пансионат в Коннектикуте, пять месяцев по больницам, два года реабилитации в Миннесоте и, наконец, учеба в Портленде – все это мешало Роберту быть с нами, порой мы даже Рождество отмечали порознь. Сестры много слышат и знают о старшем брате (в нашем доме он часто становится предметом оживленных застольных бесед), но вряд ли считают его близким человеком.

В раннем детстве Роберт был очень беспокойный, плаксивый, а перед школой внезапно успокоился и затих. Умный, как черт, он пропустил четвертый класс и сразу поступил в пятый. При этом ему никогда не было уютно в своей шкуре, он с трудом заводил знакомства и дружил с одним-единственным мальчиком по имени Тим: они вместе играли в «Подземелья и драконы» и писали приключенческие рассказы. Тим рисовал к ним замысловатые иллюстрации: четырехруких солдат с мечами и безглазых фей. Сам Роберт никогда не показывал нам эти книжки. Мы с Кей время от времени заглядывали в них тайком, пока Роберт принимал ванну – просто чтобы быть в курсе его увлечений. Главным образом рассказы и картинки представляли собой чистый вымысел. Иногда это было что-то совсем уж жуткое, что наш семейный психоаналитик назвал бы «вымещением злости». Например, я до сих пор помню двух обезьянок-близнецов, которым откусил головы огромный летающий грифон. Если символизм непонятен, поясню: по сюжету рассказа смерть обезьян-близнецов была необходима для выживания человечества. Эти обезьяны пожирали Время, и минуты нашего мира были уже на исходе. Ничего себе история, а? Для десятилетки-то! Но восторга у вас поубавится, когда вы узнаете, что у Роберта были младшие сестры-близняшки. Они родились преждевременно, поэтому нуждались в особом уходе, развивающих занятиях и лечении – на это уходило все наше время. Однако, как мы ни были потрясены, я не помню сколько-нибудь серьезного разговора с женой на эту тему. Мы вообще никогда не обсуждали совместное творчество Роберта и Тима. И зря, это большое упущение, которых мы и так позволили себе слишком много. Но все-таки мы радовались даже такому другу, как Тим, жутковатому и нелюдимому. Эти двое вечно секретничали и часами сидели у себя в комнате, строча рассказы и беседуя на тайном языке, который мы с Кей так и не расшифровали. Быть может, эти скрытность и эскапизм были своего рода первым звонком, предупреждением о том, что произойдет с Робертом в будущем. Но родители редко смотрят дальше своего носа. В каком-то смысле все поступки и слова детей для нас – замысловатый шифр. Некоторые мамы и папы, я уверен, прекрасно справляются с переводческой задачей, но мы с женой даже не знали, с чего начать. Да у нас и так было полно забот.