Семья в огне

«Почти приехали», – тихо говорит Риз. По радио едва слышно поет Энни Леннокс. Лидия стряхивает соринки с груди платья – черного платья с запа́хом, которое она купила в универмаге Торрингтона почти пятнадцать лет назад и с тех пор надела лишь трижды: на школьный выпускной Люка, на судебное слушание по его делу в Биконе и на его похороны. Эта поездка показалась ей столь же серьезным и формальным мероприятием, потому она снова надела черное платье. Кроме того, это ее лучший наряд, а желание произвести на Джун хорошее впечатление до сих пор никуда не делось. В Уэллсе Джун всегда носила джинсы, брюки защитного цвета или в лучшем случае простые юбки, но в Нью-Йорке и Лондоне она наверняка щеголяла в роскошных нарядах, дорогих украшениях и туфлях. Чем больше соринок Лидия стряхивает с черного платья, тем больше их видит, поэтому через какое-то время она бросает это занятие и выглядывает в окно. Письмо Мими пришло меньше недели назад (оно начиналось такими словами: «Здравствуй, Лидия. Мы случайно узнали, где сейчас живет Джун, и решили тебе сообщить»). А Сайлас появился на пороге ее дома за несколько дней до этого. Быть может, если бы между двумя событиями прошло несколько месяцев или недель, Лидия не испытала бы такой острой потребности увидеть Джун, быть может, она бы полетела в штат Вашингтон уже после Атланты, а не наоборот. Но с той минуты, когда она сложила пополам прочитанную записку от Мими, ею руководило одно-единственное желание: найти Джун.

Она понимала, что если просто позвонит в отель и попросит к телефону Джун Рейд, то рискует вновь ее потерять. Нет, поступить нужно иначе: прийти к ней домой и постучать в дверь, как три года назад сделала сама Джун.

Когда Сайлас тем ранним утром рассказал ей правду, она сперва испытала чувство облегчения: стало быть, не гнев и не ярость погнали Джун из города. Но потом Лидию захлестнул стыд. Она-то думала, что Джун, как и все остальные в городе, винила в случившемся Люка. В ее побеге и отказе с кем-либо разговаривать она вдруг увидела то единственное, что знала сама: чувство вины. И Лидия вновь обнаружила в Джун родственную душу. Уж она-то знала, каково это – взять на себя ответственность за катастрофу. Жить в постоянных муках совести. Но бремя Джун оказалось куда тяжелее; прочитав записку Мими, Лидия поняла, что ехать надо немедля. Правда не восполнит утраты, но по крайней мере все прояснит: ни Джун, ни Люк не были виноваты в случившемся. Это знание вселило в Лидию уверенность, какой она не испытывала много лет, с самого рождения сына: твердое осознание собственного предназначения, неистовую любовь и потребность оберегать, которые затмевали собой все остальные желания и заботы. Она найдет Джун, а все прочее не имеет значения.

Риз сворачивает с двухполосной дороги на короткую, посыпанную песком подъездную дорожку, ведущую на парковку. Туман почти полностью съел здание, и Лидия видит лишь тусклые прямоугольники света по обеим сторонам двери. Они светятся будто бы из-под воды. Когда такси останавливается, Лидия вдруг понимает, что пробудет здесь какое-то время. На следующей неделе ей лететь в Атланту, но этому не бывать. Джордж просидел на месте все эти годы и никуда не денется; однажды она непременно его найдет. А пока надо пожить в этом туманном отеле.

После того как она заплатила Риз и зарегистрировалась на стойке, рыжеволосая женщина средних лет приглашает Лидию идти за ней. Шагая по зацементированной дорожке вдоль одноэтажного белого здания, Лидия катит за собой чемодан. Они останавливаются возле комнаты № 6, и рыжая почему-то медлит: то ли инстинктивно оберегает жилицу от посторонних, то ли ей любопытно… Наконец она уходит, напомнив Лидии, что по любому вопросу можно обратиться на стойку.