— Да это потому, что с той стороны стоит тяжелый шифоньер, тот самый, в котором мы видели столько вещей. Недаром мне показалось, что он стоит как-то не на своем месте: занимает лучший простенок, тогда как его место скорее в углу, — сказал Гарри. — Завтра это разберем, а теперь ужинать. Все эти открытия прибавили мне аппетита.
Все повиновались хозяину и пошли обратно. Возвращаться пришлось через сад.
7
После усталости охотничьего дня и новых впечатлений от осмотра старинных комнат компания весело и охотно принялась за роскошный ужин и дорогие вина.
Вначале все были заняты закусками, заливными, паштетами и т. д. и, только утолив голод, а тем более жажду, начали разговаривать. Против обычая, об охоте не было и речи, а весь разговор вертелся около таинственных комнат и их обитателей. Слышались разные мнения: одни предполагали, что обитательница комнат умерла, вернее, погибла внезапно; другие, что она была похищена, но все сходились на том, что в таинственных комнатах произошла трагедия.
Также мужчин очень занимал вопрос, почему в таком специфическом здании, как Охотничий домик, оказались жилые покои, да еще прекрасной молодой женщины. В том, что она была молода и прекрасна, как-то никто не сомневался. Это казалось очевидным!
— Эта дама была родом из чужой земли, — вмешался староста.
— А вы откуда это знаете? Кто вам сказал?
— Моя бабушка говорила, что заморская красавица умерла от тоски по родине. Что она была очень красива, но не нашей веры и умерла без покаяния, оттого ее душа и бродит по дому, не зная покоя, и просит от людей молитв своему Богу.
— Но отчего она жила здесь, а не в городе или не в замке?
— Этого бабушка не говорила.
— Карл Иванович, быть может, вы сможете что-либо сказать на этот счет. Вы разбирали сегодня церковный архив?
Оба управляющих и Карл Иванович сидели на дальнем конце стола и не вмешивались в разговоры почетных гостей.
— Нет, мистер Гарри, ризница еще закрыта, и только завтра я получу от нее ключ.
— Это верно, — подтвердил и староста.
— Вот, если вам угодно, я приготовил к чтению письма, — предложил Карл Иванович.
— Да, да, пожалуйста! — вскричала молодежь.
— Вина и сигар, — распорядился лакеям хозяин.
Когда приказание было исполнено, слушатели разместились Поудобнее и закурили. Карл Иванович начал.
Письмо восьмое.
«Извини, Альф, что после последнего письма я сделал такой большой перерыв. Все эти дни я был сильно занят, так как искал подарок, достойный моей милой невесты. Ты, конечно, думаешь, что это нетрудно сделать в таком городе, как Венеция. Да, найти достойную оправу для такого бриллианта, как Рита, трудно, но, возможно, я нашел.
Один старый еврей, торговец старинными вещами, предложил мне шкатулку, по его словам, принадлежавшую какой-то римской императрице. Он клянется мне богом Адонаем в верности своих слов. Это, понятно, не важно, но вещь и правда из ряда вон выходящая…
Уже сама шкатулка — чудо искусства. Ее перламутровые цветы и золотые птицы напоминают что-то сказочное. Наружного замка нет, а внутренние застежки делают честь своему изобретателю.
На крышке с левой стороны есть птица, готовая схватить яблоко. Нужно вдвинуть это яблоко ей в клюв, и застежки откроются.
В шкатулке несколько отделений, и все они заполнены дамскими украшениями. Почти все великолепной старинной работы, но главную красоту представляет большой черепаховый гребень, украшенный золотом и желтым жемчугом. Как бы он был красив в черных кудрях Риты.
Хороша была также булавка из родового сердолика с острым золотым концом, но что рассказывать! Купить этого сокровища я не смог… Средства, посылаемые мне из дома, казались мне вполне достаточными для одинокого студента, а теперь я чувствую всю их мизерность.
Вместо шкатулки императрицы пришлось купить тряпки: кружева, — материи, ленты и т. д.
Рита, когда открыли сундуки, была в неописуемом восторге. Она то разбирала вещи, то примеряла их на себя, то бросалась мне на шею, мечтала сшить себе такие платья, как видала на старинных портретах в галерее.
Радость ее порадовала и меня, но все же я чувствовал себя уязвленным, что оказался забыт ради атласа и бархата!
«О женщины, кокетство имя вам», — сказал поэт.
Мне ничего не оставалось, как проститься с ней и пораньше отправляться домой. А потому займусь окончанием моих воспоминаний.
Итак, до сих пор, если не считать ночного припадка матери и исчезновения собаки, все было просто и естественно. Теперь же наступает какой-то сумбур. Но слушай.
Жизнь в замке после того случая текла мирно. Мать почти совершенно поправилась, только боялась оставаться одна. Первые ночи после припадка в ногах ее кровати всю ночь сидел отец, теперь его место заняла наша старая служанка Пепа, которая с давних пор занимала должность экономки в нашем замке.
Днем мать также не оставалась одна: отец, мы — дети, старик доктор и посетители не давали ей времени тосковать и задумываться. После обеда она выходила на площадку в саду и там ложилась на кушетку.