Семя Ветра

В десяти локтях под ногами Ваарнарка, на дне неглубокого провала среди мелкого каменного крошева стоял Герфегест. Его ладони все еще были сомкнуты над головой. Потом руки Герфегеста скользнули вниз, к животу, и он мучительно закашлялся, едва ли не перегибаясь пополам – магическое действо немыслимо истощило его.

Наконец Герфегест обратил побагровевшее лицо к Ваарнарку.

– Все в порядке. Можете спускаться.

Двое молодых Орнумхониоров сбросили вниз веревочную лестницу, предусмотрительно прихваченную по приказанию Ганфалы. Вскоре все оказались внизу.

На плечо Герфегеста легла крепкая ладонь Ганфалы.

– Спасибо тебе, Герфегест. Без тебя дело Хранящих Верность можно было бы считать проигранным.

«Спасибо Горхле», – хотел ответить Герфегест, но промолчал.

Из небольшого круглого зала, в котором они оказались, в четыре стороны света расходились коридоры. На пороге каждого смальтой своего цвета были выложены короткие надписи. Герфегест не знал этого языка. Но Ганфале письмена открыли свою тайну.

– Три из четырех надписей – предостережения. Лучше не испытывать свою удачу, – заметил Ганфала, криво усмехнувшись каким-то своим давним воспоминаниям. – Если бы мы вошли в южный коридор, за последним из нас замкнулись бы ворота из заклятого железа и мы бы остались в нем навеки. «Навеки» – это слишком долго. Зайди мы в северный коридор, через пять ударов нас мгновенно искрошил бы в иней и изморозь ледяной огонь. «Мгновенно» – это слишком быстро. В западном коридоре нас охватил бы приступ буйного безумия. Ну а глупее этого и представить себе ничего нельзя.

8

Здесь был свет и его было много. Пожалуй, чересчур много для изумрудно-зеленых глаз, образующих на потолке три концентрические окружности.

Они находились в круглом подземелье никак не меньшем сотни шагов в поперечнике. Стены подземелья изобиловали нишами разнообразной формы и глубины.

Больше всего было приблизительно одинаковых круглых отверстий, в которые взрослый человек мог без труда просунуть голову. В достаточном числе были представлены и высокие прямоугольные ниши, скрывавшие в себе позеленевшие медные сосуды. Попадались в этих нишах вовсе странные кратеры и кубки – оплавленные, многогранные, содержащие в себе гибельно поблескивающие предметы из металла и стекла. А некоторые ниши были похожи на погребальные «норы» смегов. Сходство усиливалось грудами бурого праха, покоившегося в них.

В центре зала находился шестиугольный бассейн, огражденный парапетом высотой в половину человеческого роста. В нем тяжело дышала слегка серебрящаяся по поверхности оливково-черная жидкость. А над бассейном, на потолке зала, было начертано зловещее изображение косматой звезды.

В общем, в Арсенале хватало пищи и рассудку мудреца, и рукам воина, и суме вора.

Любой начинающий герверитский колдун мог бы захлебнуться здесь в восторженных слюнях. С ними не было начинающих герверитских колдунов, но даже не сведущие в ведовстве молодые Орнумхониоры впали в избыточную ажиотацию. Разинув рты, они примерялись, какую бы диковинку помацать.

– Ничего не трогать! Обо всем подозрительном сразу же сообщать мне, – предупредил Ганфала.

Он помолчал, хмурясь и покусывая нижнюю губу, и добавил тоном главаря шайки разорителей усыпальниц:

– Что сделаете не по мне – убью.

Даже Ваарнарк почел за лучшее промолчать. По всему было видно, что Ганфале не до шуток.

Довольно долго Ганфала стоял, бросая по сторонам быстрые, скользящие взгляды. Потом он осторожно выставил указательный палец правой руки и с филигранной точностью положил на его кончик свой посох.

Посох сразу же лег строго горизонтально и замер в положении неколебимого, исполненного величия равновесия.

Орнумхониоры, Герфегест, Горхла и Ваарнарк затаили дыхание – мгновенно сложившаяся картина абсолютного равновесия показалась всем абсолютно противоестественной. И – страшной.

«Впрочем, чего тут особенного? – подумалось Герфегесту. – На то Ганфала и зовется Надзирающим над Равновесием».

Спустя несколько мгновений посох, разрушая наваждение, начал неспешно поворачиваться. Ганфала поднял палец повыше – так, чтобы посох мог свободно проворачиваться у него над головой.

Герфегесту почудилось, что посох начал вращаться чуть быстрее. Вот он совершил полный оборот. Вот – еще один.

Вскоре стальной полумесяц на вершине посоха превратился в сплошной сверкающий диск. И все равно кажущееся живым исчадие косной материи продолжало набирать обороты.

Ганфала заговорил – или, точнее, запел. Кровь холодела в жилах от этой песни-заклинания. Рыбий Пастырь издавал страшные горловые звуки, которые, казалось, способны были пожрать, словно ненасытная ржавчина Пояса Усопших, саму ткань мироздания.

Косматая звезда на потолке вняла Ганфале.

Посох вдруг сорвался с пальца Ганфалы и… только позже, изучая запечатленный в своей памяти слепок чужой смерти, Герфегест понял, что это выглядело совершенно противоестественно: словно кто-то другой, не Ганфала, направил лёт монолитного стального диска своей твердой рукой.