Семья волшебников. Том 1 (СИ)

— Волнуют, поэтому я злю тебя. Иначе ты бы ныл целый день.

— Я и так буду ныть целый день, — с угрозой произнес Дегатти.

Лахджа закатила глаза. За годы брака она узнала мужа, как облупленного. Как хорошие его стороны — их хватало! — так и плохие. Майно Дегатти, вообще-то, довольно нудный и у него куча комплексов. Ему противопоказано рыться в детских вещах, но иногда он все равно это делает — и вечер сразу можно считать испорченным.

— Хочешь к психозрителю? — спросила Лахджа. — Или просто спустимся на веранду и попьем чая с мятой?

— Спуститесь, пожалуйста, — попросил призрак дедушки. — Я немного устал от наследника нашего рода. Еще немного, и вернусь в Шиасс.

Впрочем, к этим вечерам самокопания Лахджа тоже уже привыкла. Все-таки по образованию она психиатр, и хотя большую часть профессиональных навыков растеряла, что-то все-таки осталось… и приобрело демонические черты. Даже когда муж будил ее посреди ночи и начинал гундеть о своем тяжелом детстве, она терпеливо и спокойно отвечала:

— Суть Древнейшего, Майно, мне же срать, спи давай.

Но по крайней мере она начала понимать, почему до нее у него не было долговременных отношений. То есть с виду-то он конфетка, настоящий любимец женщин. Внешность прекрасная, характер приятный… поначалу. Высокий, плечистый, с правильными чертами лица. Флиртует как дьявол, жен баронов и демолордов успешно соблазнял.

Но когда отношения переходят в длительную фазу, он начинает раскрывать душу. Как доверившийся спокойной воде двустворчатый моллюск приоткрывает створки. И ты ожидаешь увидеть прекрасную жемчужину… но вместо этого из моллюска вырываются затхлые пузыри и раздается скрипучий голос:

— …Сейчас третий полуночный час, и самое время вспомнить, как меня обижал отец. А теперь я немного поплачу, и если ты спросишь, что со мной, и попытаешься меня утешить, я буду злобно бухтеть себе под нос.

— М-м… вот неправда, — ткнул пальцем Майно, увидев эту картину в голове жены. — Неправда. Это было один раз. В первую ночь после переезда, когда нахлынули воспоминания.

— Чай будешь?

— Буду.

Лахджа научилась принимать эти приступы со смирением и некоторым пониманием. Идеальных людей не бывает, у всех свои комплексы и проблемы. Остальные фамиллиары тоже периодически что-то такое преподносили, да и она сама, что уж, иногда бывает невыносима. В том и суть любви, дружбы, семьи — научиться мириться с чужими недостатками, принимать родных и друзей такими, какие они есть, со всеми белыми и черными полосами.

— Прими своих родителей, Майно, — посоветовала Лахджа, отпивая из чашки. — Ну вот такие они были.

— Отец говорил: ты слишком много времени лазишь по оврагам, — задумчиво сказал муж. — А мне нравилось лазить по оврагам! Смотри, какая странная окаменелая рыба… или не рыба. У нее роговой клюв и плавник во все тело. Сейчас таких нет.

Лахджа с невольным интересом посмотрела на кусок камня. Действительно, похоже на экспонат палеонтологического музея. Но Парифат вроде не настолько древний… Она слышала от Янгфанхофена, что ему всего сорок тысяч лет, что его сотворили старые боги… а зачем бы Янгфанхофену ей врать?

— А откуда на Парифате окаменелости? — спросила она.

— Именно из-за них многие ученые и даже волшебники отвергают официальное церковное объяснение сотворения мира, — с удовольствием сказал Майно. — Но чтобы плоть окаменела, не нужны миллионы лет, это ошибочное мнение. Иногда организм каменеет за несколько дней, тут все зависит от обстоятельств. Часть моих окаменелостей — это твари эпохи Рождения, а часть — из досотворенных времен.

— Досотворенных?..

— До того, как древние боги вылепили наш мир из Хаоса, тут уже была какая-то планета… кстати, погибла она в некотором смысле из-за вашего Паргорона. Но она погибла не полностью, часть уцелела и стала основой для Парифата. И там была какая-то жизнь. Иногда тезароквадики находят ее остатки в недрах.

— Как интересно, — схватилась за новую тему Лахджа. — А при чем тут Паргорон? Ту планету демоны уничтожили?

— Нет, это вышло случайно, и… я… мне…

Дегатти осекся и повертел головой. Где-то далеко звякнул обеденный колокольчик.

— Понятно… — протянула Лахджа. — Не продолжай.

— Отец никогда не одобрял мои увлечения, — тут же вернулся в колею Майно. — Никакие. Будто ему просто не нравилось все, что нравится мне. Захотел вот я заниматься рисованием… но нет, вместо этого я буду каждый день заниматься верховой ездой.

— Ты не любишь верховую езду? — удивилась Лахджа.

— Люблю. Но отцу я этого не говорил, иначе он не успокоился бы, пока не нашел что-нибудь, что я ненавижу. Хотя он и нашел — музыку. Клавесин, лира, лира, клавесин… он что, думал, я в Симфониар поступлю?

— Ты слишком мнительный, вряд ли он со зла. Думаю, он себе это объяснял так, что воспитывает из тебя разностороннюю личность. Если тебе что-то не нравится — значит, у тебя это просто не получается. А если у тебя не получается — ты в этом плох. А как ты можешь быть в чем-то плох? Ты же его сын! Наследник! Дегатти!

— Боги, я словно отца слышу! — схватился за голову Майно. — Прекрати!