Семья волшебников. Том 2 (СИ)

— Ыаххакхья-кхья… — невнятно разревелась Астрид, ударив кулаком по стене. — Призови нам новое дальнозеркало!

— Нет, это кья… кража! — надула щеки Вероника.

— Я из тебя сейчас сок давить буду, — пообещала Астрид. — Ежевичный.

— Памагити!!!

— Призывай дальнозеркало!

— Ниеееееееееет!…

— Астрид, не учи сестру плохому, — устало сказала мама, входя в гостиную. — Сбегайте, вон, у Пордалли сказку посмотрите. Или у гоблинов.

Астрид поплохело. Даже у вонючих гоблинов дальнозеркало есть!

— Так, побежали, — сказала Астрид, хватая Пырялку и надевая летный шлем. — А то я тебя в небо не подниму, ты жирная.

Вероника обиделась и хотела сказать, что ей, вообще-то, это «Слово волшебства» и не нужно совсем, она бы лучше «Девочку в Тумане» дочитала. Но потом вспомнила, что без нее Астрид не любит смотреть сказки и играть в кукольное чаепитие, и промолчала.

— А… а зачем тебе летный шлем?! — на бегу спросила Вероника.

— Он аэродемонический, — важно сказала Астрид.

— А… а чо это?

— Обтекаемый. Для летучих демонов полезно, чтоб головой о птиц не стукаться.

— О-о-о! — с уважением протянула Вероника.

Астрид все-таки такая умная.

Тетя Пордалли немного удивилась, когда к ней вбежали запыхавшиеся девочки и с порога взвыли, что им позарез нужно дальнозеркало. Но поскольку ее собственные дети как раз расселись смотреть «Слово волшебства», она просто молча отодвинулась с дороги.

Правда, смотрели в основном семилетняя Люмилла и девятилетняя Уберта. Кланос, которому исполнилось уже целых тринадцать, считал себя для такого слишком взрослым и вместо детской передачи важно играл с папой в манору.

А еще тут сидел мрачный как туча Эстур. Ему весной исполнилось одиннадцать, он закончил начальную школу и летом пытался поступить в Клеверный Ансамбль, но набрал всего шестьсот семьдесят четыре балла. А этого слишком мало даже для платной учебы. Его, правда, приняли в Типогримагику, и он станет инкарнистом, но это не настоящее волшебство, о чем не преминул упомянуть противный Кланос.

Зеркальный гном и его кошка сегодня показывали сказку про злую волшебницу Аристинду. Точнее, сначала она была как будто добрая, но потом ее совратил лорд Бельзедор, и она стала такая злая, что прямо злющая, так что даже лорд Бельзедор ужаснулся и сказал, что это уж чересчур, она теперь злее его, а никто не должен быть злее его. Эдак можно и вселенную схлопнуть — такой-то большой злобой.

Зеркальный гном на этом месте выпил еще своего любимого чаю, занюхнул зеленым лимоном и показал для сравнения портреты доброй Аристинды, злой Аристинды и злющей-презлющей Аристинды. Добрая была очень красивая, злая тоже красивая, но накрашенная, как актриса, а злющая-презлющая была уже просто страшная. Как будто пила зелье бушуков, не просыхая.

— Да, я б на месте Бельзедора тоже развелся, — заметил папа Пордалли, тоже краем глаза поглядывавший на сказку. — Даже если б она не была злющей.

И он тоже отхлебнул любимого чая зеркального гнома. Астрид глядела с пониманием — ее папа этот чай тоже любит, он называется «коньяк».

Хотя ему больше нравится виски.

— Эх, какая красивая была… — тяжко вздохнула Люмилла, и Вероника с Убертой тоже вздохнули.

— Но она стала злой и вся ее красота исчезла, — поднял палец папа Пордалли. — Потому что злость спугивает красоту.

При этом он почему-то смотрел на маму Пордалли, а та смотрела на него так, словно унюхала что-то противное.

После сказки Астрид и Вероника еще немного потусили у Пордалли, но потом пошли домой, потому что сегодня Последний День, а в Последний День по гостям ходить не принято, а принято собираться только с самыми близкими.

На праздничном ужине подали запеченного с бататами гуся. Папа благочинно нарезал его на всех, и Астрид принялась торопливо уплетать свою порцию, чтобы угостить дедушку с бабушкой.

Они сегодня тоже явились на семейный ужин. Дедушка Гурим, бабушка Ярдамила. И прадедушка Айза, конечно, который просто спустился из мансарды. Призраки сидели за столом, и дедушка не отрывал мертвого взгляда от рогов папы, которые за день немножко сократились, но все еще выпирали из-под любой шляпы.

— Ты неправильно режешь, — раздался замогильный шепот. — Я резал не так.

Как и большинство волшебников из старых семей, Гурим был ктототамцем, но очень ревностно соблюдал все традиции. В Мистерии отмечают те же самые праздники, что и в севигистских странах, поэтому на Последний День Гурим всегда вставал во главе стола и заученными, тщательно выверенными движениями разделял гуся, индюшку или фазана.

— Мне удобнее так, — сварливо ответил Майно, кладя на свою тарелку кусок грудки.

— Тебе не должно быть удобно так, — возразил Гурим.

— Прекрати меня злить! — повысил голос Майно, и его глаза сверкнули алым. Нож со стоном вонзился в тушку.

— Вот! Вот до чего ты дошел! — воспарил над стулом Гурим. — Ты теперь сам обращаешься в демона! В паргоронскую тварь!

— Эффект временный, скоро пройдет! — рискнула подать голос Лахджа. — Ничего страшного — просто поменьше негативных эмоций, медитация, очищение души, аскеза, целибат…

— Целибат?.. — нахмурился Майно.