Семья волшебников. Том 3 (СИ)

— Ладно, ладно, харэ, мы поняли, ты важная шишка, — сказал Пог, пихая в бок Гымбутура. — Но знаешь, то, что ты произошла из кира — это не повод для гордости. Мы все из него произошли. Да, Арисса?..

Арисса сделала вид, что их тут не существует. Она игнорировала Астрид, но гораздо сильнее она игнорировала вот этих. Мальчишек из четвертой спальни, Пога, Бутата, Гымбутура и Двеске.

Если в первой спальне у мальчишек как-то сами собой собрались зубрилы и заучки, то в четвертую набились отъявленные башибузуки. Оттуда все время доносился гогот, топот и крики. Там жили тролль, орк, сатир и человек, но этот человек — Пог.

А Пог из какой-то деревни кир знает где, правда, не из бедной семьи, как Ромулус, а сын богатого мельника. И он такой весь из себя, такой наглющий-пренаглющий, что прямо невозможно, хотя за экзамены он получил ровно восемьсот баллов и на бюджет прошел на соплях. У него за теорию даже меньше, чем у Астрид, всего триста тридцать семь.

Правда, это значит, что у него зато много за практику, так что дар у него мощный. Не такой мощный, как у Астрид, но для обычного человека — очень даже кудесно.

Может показаться несправедливым, что кто-то может быть безумно талантлив, но при этом не пройти на бюджет, потому что он малограмотен. Но если кто-то малограмотен, его будет гораздо сложнее учить. Его придется сначала обучить всему тому, что большинство детей узнает в начальной школе. Без этого он просто не сможет двигаться по общей программе.

Все-таки Клеверный Ансамбль — это университет. А в университет нельзя поступить сразу, здесь учат уже ученых. Нужно сначала пройти пять обычных классов, благо храмовые школы есть в каждой деревне.

И это еще ничего. Мама рассказывала, что в ее родном мире начальная школа длится целых девять лет, а уже дальше лицеи всякие, колледжи, университеты…

Девять лет! Да чему вообще можно учиться целых девять лет?! Все детство там угробить, что ли?!

Астрид вот за четыре года всему выучилась!

На следующий день были маносборчество, снова аурочтение и каллиграфия. На маносборчестве они освоили первичные асаны для элементарной медитации, на аурочтении снова весь урок болтали с учителем-призраком, а на каллиграфии сначала писали диктант, потом сочинение, а потом классная наставница немного рассказала о том, что такое гримуар и как правильно его составлять.

— Это будет очень важная часть вашей профессиональной жизни, — сказала она напоследок. — Написание собственных волшебных книг.

По вечерам Астрид теперь болтала по дальнозеркалу с папой, мамой и ежевичиной. Рассказывала, как устроилась, с кем подружилась. Похвасталась, что ее лучшая подруга — принцесса Сидовии, пожаловалась, что в столовой все сотворенное, а Веронике сказала, как тут все кудесно, и как жаль, что ей еще ждать лет пять, чтобы сюда поступить.

— Я тут ваще самая кудесная, — скромно говорила она. — На меня все учителя молятся. Наш классрук говорит, что я золото, а не девочка, что у него еще никогда не было такой великолепной ученицы.

— Точно?.. — усомнился папа. — Мне сказали, что у вас классруком магистр Гробаш.

— А ты его знаешь? — спросила мама.

— Слышал. У него… репутация.

— Ну, может, я и приукрасила маленько, — пожала плечами Астрид. — Но он полюбас так думает.

Папа почему-то прыснул, а мама покачала головой. И Вероника тоже покачала.

— Нехорошо врать, — сказала она.

Еще Астрид по вечерам болтала с Мамико, у которой тоже собственное дальнозеркало. И не старое потрепанное, как у Астрид, а новенькое и отполированное. И сама Мамико в Ансамбле начала аж светиться, настолько ей тут нравится.

— Тут все такое легкое! — радостно делилась она с Астрид. — Все уроки такие простые! И их… так мало!.. Всего шесть часов в день!.. Астрид, всего шесть часов в день!..

— Да-да, легкотня, — согласилась Астрид.

— Как я вас ненавижу, — сказала Витария, безуспешно пытавшаяся уснуть, пока Астрид тарахтела с Мамико. — Гнусный демон, первый полуночный час, перестань нарушать тишину. Вы делаете это уже полтора часа.

Она лежала с руками по швам, в маске для сна и с несчастным лицом. Вот Свизанна давно уж сопела носом, а эльфийская девочка молча страдала… хотя ладно, не очень молча.

— Дома я привыкла, что в ночи слышны лишь стрекот сверчков, да пение ночных птиц, да шелест ветра в листве, да иногда шум дождя, — измученно сказала она. — Бывало, что с веранды доносилось музицирование, когда моему отцу приходило лирическое настроение, да еще случалось, что Каштан издавал трели удовольствия, уютно расположившись под моим боком. Но вот так бесстыдно, почти не снижая тона, часами обсуждать… какие-то малозначительные вещи…

— Нет малозначительных вещей, — философски сказала Астрид. — Или все малозначительное. И я понизила тон.

— Не понизила.

— Ты, наверное, единственный ребенок в семье?

— Все эльфы растут единственными детьми, исключая близнецов. Наши матери способны приносить потомство лишь раз в столетие. У меня есть брат, но он старше меня на двести лет.

— А моя все время рожает, — поделилась Астрид. — У меня две сестры… на самом деле больше, но остальные со стороны отца. Папы Мамико.