Семья Зитаров, том 1

Мод Фенчер получила понравившиеся ей серьги, а Ингус Зитар был вознагражден одним… двумя… нет, даже тремя поцелуями. И поцелуи эти были совсем не такие, как при обычном прощании. Но вот наступило время расставания. Само собой разумеется, что они обменялись фотографиями и обещали писать друг другу. Казалось, что в последний вечер спокойствие Мод было нарушено: она выглядела взволнованной и, словно стараясь наверстать упущенное, сделалась такой ласковой и капризно-милой, что Ингус просто таял, глядя на нее.

— Что вам привезти с Востока? — спросил он,

— Чадру, — не задумываясь, ответила Мод.

Он обещал, думая о том, какая чадра мешает ему познать эту женщину. Зачем чадра? Ее настоящее лицо и без того было скрыто от Ингуса. Она умела оставаться сдержанной в минуты самой большой нежности и, наоборот, сохраняла обаяние во время капризных размолвок. Очень женственная, она никогда не рисовалась женской хрупкостью, не отличалась податливостью, не проявляла всех тех милых, мелких слабостей, которые так приятны многим мужчинам. Слишком умная и изощренная или совершенное дитя — кто она? Намеренно или бессознательно, но Мод умела вызывать в Ингусе состояние мучительной напряженности, держать его в таком состоянии часами, днями, неделями и в то же время обуздывать его, внушая к себе такое благоговение, что он не осмеливался даже мысленно дать волю своей страсти. Она жгла его, словно раскаленный уголь, и охлаждала ледяным холодом. Она избегала разговоров о любви, ее не волновали душевные бури, но она дарила поцелуи — и какие поцелуи! — человеку, которого встретила на футбольном поле. Что она хотела, чего не хотела — сам дьявол не разберет.

Затем Ингус ушел в плавание и не виделся с Мод больше полугода, но он не переставал думать о ней. И чем больше думал, тем меньше понимал ее и тем сильнее его влекло к ней. До весны «Таганрог» оставался в Средиземном море и курсировал между Тулоном и Малой Азией, подвозя союзным войскам военные материалы. Ингус увидел многие города и порты Ближнего Востока, неоднократно побывал в Порт-Саиде и Александрии, стоял на рейде в заливах греческих островов, прославленных историческими легендами и мифами. Однако все эти достопримечательности проходили мимо его сознания; для него это было изгнание, принудительная отлучка, ибо в Манчестере на Маркет-стрит жила Мод Фенчер.

Весной, когда открылся путь на Архангельск, «Таганрог» перевели на северную линию. Из Тулона они отправилась в Хартлпул и взяли военные материалы для русской армии. Погрузка велась в большой спешке, работали, в несколько смен. Командный состав парохода был все время занят, и получилось так, что Ингус не смог поехать в Манчестер, чтобы повидаться с Мод. Восточную чадру он ей отправил по почте и тут же, в Хартлпуле, получил письмо Мод с благодарностью. Она сожалела, что Ингус не телеграфировал ей сразу, как только прибыл в Хартлпул, — она могла бы в воскресенье приехать. Мод только сожалела, а Ингус не мог простить себе недогадливость и упрекал себя. Теперь приходилось ждать еще полтора месяца, а может быть, и все два. Время шло, весенний хмель разливался и по северным просторам, и все живое опять было объято трепетным волнением. «Жить! Жить!» — кричала каждая клеточка тела. Земля благоухала, струился в лучах солнца теплый воздух, проснулись дремавшие силы природы, деревья и растения наливались соком, набухали почки, а пароход Ингуса скитался по пустынным морским просторам. Ему казалось, что этому рейсу не будет конца. Его желания опережали время, и бедный, безупречный «Таганрог», делая по одиннадцати узлов (скорость вполне достаточная для транспортного парохода), все же отставал от Ингуса.

Несмотря на нетерпеливое настроение юноши, рейс оказался одним из самых примечательных в его жизни.

Это началось в Хартлпуле. Старый кок проглотил нечаянно косточку, и за день до выхода судна в море его отправили в больницу. На другой день на «Таганроге» появился новый мастер кухонных дел, уроженец местечка Айнажи, — Зирдзинь, прозванный латышскими моряками с первого дня Зиргсом[67]. Так его, вероятно, прозвали бы и без этой фамилии, потому что тяжеловесная угловатая фигура кока, большие вылупленные глаза и похожий на ржанье смех поневоле напоминали всем известное домашнее животное. Зирдзиню шел сорок четвертый год. У него было широкое, похожее на полную луну лицо, рыжие моржовые усы и такого же цвета волосы, которые он стриг дважды в году. Так как до срока стрижки оставалось еще около месяца, то можно себе представить, как выглядела эта неряшливая, свалявшаяся грива. В ней, несомненно, водились насекомые, потому что жирные пальцы кока то и дело погружались в копну волос. Но свое дело кок знал прекрасно. Ни один повар не мог сравниться с этим неопрятным малым в приготовлении вкусных бифштексов, котлет, супов и компотов.