Семья Зитаров. Том 1

Пока Ингус слушал повествование Джонита, ему пришла в голову одна мысль. Он хотел добра этому человеку, и ему казалось, что, осуществив свой случайный замысел, он этим сделает благое дело. Когда Джонит окончил свою исповедь, Ингус сказал:

— Ты живешь недостойной жизнью, Джонит. У тебя нет ни самолюбия, ни гордости, а вся твоя бравада — всего лишь барабанный бой, которым ты себя оглушаешь и обманываешь. Мне кажется, что ты и не способен на иную жизнь.

— Я не хочу другой жизни.

— А если тебе когда-нибудь надоест эта? Представь себе, что наступит время, когда ты не в силах будешь держать пар в котлах. В кубрике кочегаров ты уже не будешь главарем. Маленький, черный, ты проглотишь обиду, нанесенную младшими товарищами, потому что грубить и отстаивать себя тебе окажется не под силу. Тебя перестанут бояться, тебе не уступит дорогу самый молодой трюмный, юнга, и любой из твоих собутыльников сможет безнаказанно дразнить тебя. Рано или поздно ты окажешься негодным к службе на судне, ни один чиф не примет тебя на работу и ты станешь скитаться, как бездомный пес. Скажи, что ты тогда будешь делать? Пойдешь мыть посуду на иностранные суда, чтобы лакомиться там матросскими объедками? Будешь валяться по убежищам Армии спасения, нищенствовать, чистить сапоги прохожим или наймешься ночным сторожем? Если бы ты умел беречь деньги, тебе бы, возможно, удалось скопить небольшой капитал и купить кабачок в порту, но этого никогда не будет.

— Ты, Ингус, преувеличиваешь, потому что мало меня знаешь. Мне стоит только захотеть, и я могу горы своротить. Когда я увижу, что по-прежнему жить уже нельзя, я возьму себя в руки.

Ингус умышленно засмеялся, чтобы задеть самолюбие Джонита.

— Ты возьмешь себя в руки? Ха-ха-ха! Кто бы это говорил, только не ты!

— Не веришь?

— Нисколько. И не строй такую обиженную и сердитую физиономию. Ты слабый человек. В тебе нет той мужской нравственной силы, которая называется волей. Ты не властен над собой, не можешь запретить Джониту Бебрису ни малейшего пустяка — что он хочет, то и делает, а ты безвольно выполняешь все его капризы. С каждым днем ты становишься все более жалким. В конце концов, ты станешь стыдиться себя.

— Кто тебе дал право так разговаривать со мной? — разозлившись, вскочил Джонит. — Что ты мне за указчик? Я знаю, что делаю, и не позволю никому критиковать мои действия.

— Вот лишнее доказательство твоего бессилия! — подхватил Ингус. — Ты не переносишь правды. Кто-то из великих мыслителей сказал в свое время: «Сильные люди не боятся правды».

Джонит, пробубнив что-то, опять сел на место, сдерживая обуревавшие его чувства.

— Повторяю, ты меня не знаешь. При желании я могу такие дела вершить, что ты рот разинешь.

— Почему же ты не пожелаешь?

— Потому что в этом еще нет необходимости.

— Не верю я тебе.

— Ну, черт подери, это уж слишком! Ты издеваешься надо мной, а этого я ни от кого не потерплю!

— Тогда докажи, что я ошибаюсь, докажи, что ты мужчина, что у тебя есть еще воля.

— Это мне все равно, что раз плюнуть.

— Давай поспорим. И раз уж ты так рьяно берешься, условия спора позволь назначить мне.

— Я не боюсь. Только не требуй невозможного, как в сказке, где король приказал прогрызть насквозь кисельные берега молочной реки, я всего лишь человек.

— Успокойся, не потребую ничего такого, чего бы не мог выполнить я сам, — продолжал Ингус. — Скажи, столько ты ставишь?

— Месячный оклад, — не раздумывая, буркнул Джонит.

— Хорошо, для начала хватит. Я со своей стороны ставлю столько же. Правду говоря, это нечестная игра, ибо все шансы на моей стороне.

— Это мы еще посмотрим. Каковы твои условия?

— Вот они: начиная с сегодняшнего дня, ты обязуешься целый месяц не брать в рот ни капли водки, не ругаться, не ссориться и ни с кем не драться, за исключением случаев, когда тебе это потребуется для самозащиты при нападении. Вот и все. Или условия кажутся тебе слишком жесткими?

Лоб Джонита прорезали глубокие складки. Подумав немного, он насмешливо взглянул на Ингуса и сказал:

— Ты считаешь, что мой месячный оклад у тебя в кармане? Не торопись! Условия, правда, не легкие, я это сознаю, но вполне приемлемые. Мне думается, что мы даже можем удлинить срок.

— Зачем это?

— Чтобы ты потом не говорил, что мне обстановка помогла выиграть пари. Ведь трудности для меня будут только во время стоянки в порту. А сколько таких дней наберется? В Саут-Шилдсе мы простоим еще дней шесть, потом три дня — на бункеровке угля, ну, пусть четыре — всего десять. Затем восемнадцать дней в море, и на этом кончается мой срок. В Архангельске я буду уже вольной птицей. Так что вместо месяца мне придется воздерживаться только десять дней, а я с этим не согласен. Добавим еще две недели, которые мы пробудем в Архангельском порту.

Джонит протянул Ингусу руку.

— А кто нас разнимет? — напомнил Ингус.

— Правильно, должен быть свидетель, — согласился Джонит. — Я позову боцмана.