Семья Зитаров. Том 1

— Как поживаете, мистер Зитар?

— Благодарю вас, хорошо. А как вы, мисс Фенчер?

— Миссис Уотсон, — поправила его Мод.

Вот теперь все ясно. Мод Фенчер уже не существовала. Ингус находился в гостях у госпожи Уотсон. Как он не сообразил этого сразу? На правой руке Мод блестело обручальное кольцо, и она все время держала руку на виду, показывая его.

Ингус жадно затягивался табачным дымом, словно желая скрыться в его синих облаках. И, будто сквозь туман, он видел белое, холодно-бесстрастное лицо, которое казалось очень далеким. Видимо, взгляд его утратил правильную перспективу. Он сознавал, что нужно что-то сказать, но мысли не приходили в голову. Неужели он никак не выразит своего отношения к ее словам?

— Когда это произошло? — спросил наконец Ингус.

— Прошлой зимой.

— Когда именно? — настаивал он, чувствуя нерешительность в голосе Мод.

— В ноябре, — ответила она, расправляя скатерть.

Ингуса охватила жестокая радость при виде того, что Мод, вечно спокойная и непоколебимая Мод, не может скрыть охватившего ее смущения. Смущаются лишь люди, которые не уверены в правильности своих действий.

— В ноябре, — повторил он. — Мне это не совсем понятно.

— Почему? — спросила Мод.

— Очень просто. Я никогда не представлял себе, что люди могут совершенно запросто не сдержать слова, благо это не грозит им никакими неприятностями. Если в ноябре один из нас находится в Манчестере, а другой принужден в это время быть где-то в Средиземном море, то этот другой не может немедленно прилететь на север и перечеркнуть ваши новые планы. Тем более что для него эта возможность обусловлена известным имущественным цензом, скажем, суммой в семьсот фунтов стерлингов.

— Генри, я вижу, вы сердитесь, — голос Мод заметно потеплел. — Но это все было не так, поверьте мне. Если бы вы знали все обстоятельства…

Ингус не хотел так легко уступать свои позиции судьи. Он уже вошел в роль обиженного, и к театральному холоду теперь присоединилось еще возмущение.

— Я не желаю ничего знать, и вам не в чем оправдываться, — резко перебил он. — Я констатирую только факты и по ним делаю свое заключение. Сидите спокойно, — кивнул он, заметив испуганное движение Мод. — Никакой истерики не будет. Я ведь мужчина, да к тому же моряк, которому в жизни приходилось встречаться с разными неприятностями. Знаете, как поступают порядочные люди?

Мод с беспокойством взглянула на него.

— Они не лгут, не пытаются скрыть свои слабости и ошибки, — продолжал Ингус. — И не перекладывают вину на других, утверждая свою правоту. Если они чувствуют, что не могут выполнить слова, данного другому человеку, они говорят ему об этом сразу, а не оставляют его многие месяцы в неведении и во власти обманчивых иллюзий. И если этот второй человек здравомыслящий и честный, он даже будет благодарен за такую откровенность и не станет чинить никаких препятствий, а сойдет с дороги, сохранив самые лучшие воспоминания. Потерпите еще несколько мгновений и не перебивайте меня. В нашем договоре предусматривались два обстоятельства: рождество и семьсот фунтов стерлингов. Это можно сравнить с векселем, выданным на определенную сумму и на известное время. Время уплаты истекло на рождество прошлого года. Если у вас не хватило смелости сообщить мне свою точку зрения, то из чисто коммерческих соображений — вы же по натуре коммерсант — вам следовало дождаться этого срока. Но вы и этого не сделали. Вы опротестовали вексель досрочно, чтобы скорее пустить свои капиталы в оборот под более высокие проценты. Вы не имели права так поступать. Это значит, что я теперь могу привлечь вас к ответственности за нечестный поступок. И я это сделаю.

Он ничего не собирался делать, но все возрастающая растерянность Мод толкала его на эту жестокую игру.

— Генри… — еще раз начала она, но он опять прервал ее и, закурив вторую сигару, продолжал рисовать перед ней угрожающие перспективы.

— Существуют разные способы разрешения этого вопроса. Говоря аллегорически, я мог бы потребовать, чтобы суд возместил мне разницу в барыше, который вы получили благодаря этой коммерческой операции. Но я не корыстолюбив и не желаю обогащаться за счет других. Здесь замешано еще и третье лицо — ваш муж. В прежнее время, когда существовали рыцарские обычаи, я потребовал бы от него удовлетворения за совершенный вами опрометчивый шаг. Я весьма неплохой стрелок, и не было бы ничего удивительного, если бы я сделал вас вдовой. Но теперь такие приемы устарели. И вот во имя тех чувств, которые когда-то у меня были, которые и сейчас более искренни, чем ваши, я могу… — он медленно вынул из кармана револьвер и положил его на стол. — Вы понимаете? Кричать не имеет смысла, потому что я не собираюсь щадить себя. Пока взломают дверь и прибегут к вам на помощь, все уже будет кончено. Теперь говорите вы.

Нельзя сказать, чтобы это было великодушно с его стороны — заставлять женщину говорить под угрозой оружия, но кто в такие моменты думает о внешних формах приличия?