Семья Зитаров. Том 2

Окончив поэму своей любви, Янка подписал ее инициалами Я. З. и, заклеив конверт, прошил для верности нитками, потом упрятал письмо в нагрудном кармане гимнастерки — до подходящего момента, когда можно будет вручить его Лауре. Получит ли отклик этот призыв, исходящий из его юной души, или, не услышанный, не понятый, даже презираемый, останется гласом вопиющего в пустыне?

5

В середине августа в лагерь прибыли последние латышские беженцы, и с ними — Симан Бренгулис. Он приехал на трех тяжело груженных возах; за телегами шли четыре лучшие коровы; он вез с собой полные лари, бочки и мешки продуктов. Появление Бренгулиса завершило формирование лагеря. Теперь все латыши собрались вместе, и первый хозяин села опять оказался среди большой семьи. Беднейшие беженцы, вспоминая, как Бренгулис помогал им в лесу, сразу почувствовали себя увереннее: неужели в трудный момент богатый земляк не выручит? Мелкие людишки так и липли к состоятельному хозяину, готовые услужить ему, чем только можно. Они построили Бренгулису шалаш, самый большой во всем лагере, покрыли его камышом, а перед шалашом сложили очаг и сушилку для сушки сухарей. Некоторые избранные даже удостоились особой чести: Бренгулис пригласил их помочь распродать лошадей, коров и многочисленное домашнее имущество. Зариене с дочерью помогала Прасковье Егоровне коптить свинину и сушить сухари.

Шалаш Бренгулиса стал центром лагеря и Бренгулис — его неофициальным главой.

Жизнь в лагере в это время была довольно сносная: погода стояла теплая, еды хватало, и настроение у людей тоже было хорошее — на родину едут, домой…

Янка ежедневно отправлялся в город в надежде встретить Лауру, но ему не везло. Он прогуливался по базару, долго вертелся в «эваке», иногда даже, набравшись смелости, проходил по переулку, где жили Ниедры, но ему не суждено было увидеть Лауру. Изнывая от тоски, он, однако, не отважился еще раз появиться в квартире Ниедр, хотя теперь это было так просто — следовало только быть решительнее.

Так прошла неделя.

6

В понедельник Янка получил новые ботинки. За них, правда, пришлось заплатить сто восемьдесят тысяч рублей, но зато это были настоящие «танки» из юфти, прочные, не боящиеся воды. Этим приобретением Янка был обязан Карлу — тот присмотрел «танки» на базаре и купил их для него. Карл убедил домашних, что пора обуть малыша, так в семье называли Янку. Эрнест, правда, ворчал, что лучше бы на эти деньги купить муки, возражала и Эльза, но Карл настоял на своем. Янка смог в понедельник вечером впервые отправиться в городской парк на симфонический концерт.

Он давно уже мечтал об этом. Парк был излюбленным местом вечерних прогулок горожан. Люди приходили сюда в своей лучшей одежде. Фриц Силинь, с которым Янка состоял в большой дружбе, чуть ли не каждый вечер уговаривал его пойти погулять, но Янка отказывался. Теперь они отправились в парк вдвоем.

Парк находился в центре города, рядом с базарной площадью. Ничего особенного он собой не представлял: тенистая осиновая аллея, несколько скамеек, маленькая эстрада для музыкантов и простой дощатый павильон со сценой, где местная театральная труппа три раза в неделю выступала с представлениями. Музыканты и актеры были хорошие — многие приехали из больших столичных театров, чтобы спастись от голода. Здесь еще не ощущалось недостатка в продуктах.

На заборе, с обеих сторон у входа, были наклеены афиши — грубые плакаты из серой бумаги, на которых коричневой краской от руки была написана программа.

В тот вечер ставили «Без вины виноватые» [11]. Купив билеты, Янка с Фрицем вошли в парк. Еще было рано, и на эстраде не появлялся ни один музыкант. По аллее прогуливались редкие парочки. Обойдя раза два вокруг парка, парни уселись на скамейке поближе к эстраде. Кое-где зажглись редкие электрические лампочки, дорожка парка озарилась бледным туманным светом, а под деревьями, где стояли скамейки, по-прежнему царила темнота. Сидевшие там могли узнавать проходящих мимо, сами оставаясь в тени невидимыми.

Понемногу собралась публика. Пришли скрипачи, пианистка открыла крышку пианино, и потихоньку пробовал свой инструмент кларнетист. Вдруг перед глазами Янки мелькнуло что-то знакомое, он, покраснев, еще глубже отодвинулся в тень, не спуская глаз с двух девушек, которые медленно проходили мимо скамейки. Это были дочери Ниедры — Рута и Лаура.

— Пойдем погуляем… — предложил Янка.