Семья Зитаров. Том 2

Вот они и повидались. Если бы на улице было безлюдно, Янка, выйдя от Ниедр, закричал бы от избытка чувств. Он словно опьянел. Теперь ничто не заставит его забыть эту девушку. Он возвращался мысленно к дням разлуки и не мог понять, как он обратил внимание на Айю и, пусть на короткий срок, забыл Лауру. Вспомнив, что все это миновало и он несколько недель будет жить вблизи Лауры, Янка благодарил судьбу, которая привела его на чужбину, заставила скитаться по горам и лесам и позволила встретить настоящего друга. Теперь он его больше не потеряет, что бы ни случилось. Потерять Лауру — это значит потерять солнце: без нее жизнь бессмысленна. Он не отдаст ее никому, если даже самому придется погибнуть. Теперь Янка знал, за что он должен бороться.

Это был первый порыв. Но, как обычно в подобных случаях (если только человек не трус и не боится взглянуть правде в глаза), за такой бурной уверенностью рано или поздно следует реакция. Янка пережил ее в тот же день по дороге в лесной лагерь.

Он пытался посмотреть на себя глазами Лауры, беспощадно, оценивающе, сравнить себя с другими. И чем больше он разглядывал себя в зеркале сомнений, тем ничтожнее и незначительнее казался себе. Он никем еще не был. Тогда как другие…

Погрузившись в раздумье, Янка вышел из узкого переулочка на дорогу, ведущую к станции, и почти столкнулся с Айей. Она возвращалась с рынка, не сумев продать все взятое с собой.

Янка в первый момент нахмурился и почувствовал неловкость, словно Айя могла подслушать его тайные мысли и знала, откуда он идет.

— Ты тоже из города… — не очень приветливо заговорил он. — В «эваке» была?

— Нет, я с рынка, — ответила Айя. — Продала кое-что из посуды. Цены упали. Рынок полон беженцев.

— Не надо спешить. Позже, когда вещей станет меньше, цены поднимутся.

— Может быть, и так. А мы подумали: вдруг подадут вагоны, тогда все равно всего не захватишь с собой. Даром бросать тоже не хочется.

Айя поставила мешок на землю и собиралась переложить его на другое плечо. Янка взял мешок.

— Давай понесу немного.

— Да он не тяжелый, я сама, — поспешно ответила Айя, слегка покраснев.

— Ничего, давай.

Воодушевленная любезностью Янки, Айя словно ожила и стала рассказывать, что видела и слышала в городе.

— На рынке играл на гармони слепой. Говорят, литовец, из беженцев, и тоже ждет посадки в эшелон. И как это слепой человек мог научиться так хорошо играть? Вокруг него собралась большая толпа, и все бросали ему в шапку деньги. А потом там еще вытащили из реки утопленника. Мне даже нехорошо стало, когда я на него посмотрела. Говорят, в Бийске свирепствует дизентерия и холера. Только бы к нам не занесли.

— Надо скорее уезжать отсюда.

— Ты был в «эваке»?

— Да.

— Я на рынке встретила Карла. Он спросил, не видела ли тебя. И сказал, что вы вместе пришли в город, но ты скоро потерялся.

— Я… я гулял у реки. Хотел искупаться.

— Страшно холодная вода, не правда ли?

— Наверно. Я даже не вошел в воду.

— Наши парни собираются устроить вечеринку в лесу.

— Вот как?

— Ты не думаешь пойти?

— Там видно будет. Ты пойдешь?

— Не знаю. Ведь это не обязательно.

Так болтали они о пустяках, лишь бы не молчать. Все время Янка чувствовал невысказанный вопрос в глазах Айи, хоть она и старалась казаться равнодушной. Ты был там! Ты встретил ее? И о чем ты теперь думаешь?

Если бы это была Лаура и мешок, который он нес, принадлежал ей… Представив себе, что и Лауре пришлось бы так ходить со старьем на рынок и показывать свою бедность любопытному взору посторонних, Янка почувствовал, как у него сжимается сердце. Но об Айе такие мысли не приходили ему в голову, хотя она тоже была молода и, по-видимому, так же стыдилась бедности, как стыдилась бы ее Лаура. Парупы считались самым бедным семейством в лесу. В селе они все время нуждались. Уезжая из тайги, ничего особенного не смогли продать, поэтому сейчас в городе они распродавали остатки, чтобы пополнить запасы продовольствия в дальнюю дорогу. Старый Паруп, так же как и мать Айи, плохо знал русский язык, поэтому все дела вела Айя; ее брат Рудис был еще слишком мал, чтобы помогать сестре.

Когда показались первые шалаши беженцев в сосняке, Айя сказала:

— Дай мне мешок. Я уже отдохнула.

Янка не отдал. Он донес мешок до самого шалаша Парупов и поставил у входа. Сармите, Эльза и Эльга ушли собирать шишки, Эрнест строил шалаш для Зариене, а Карл еще не вернулся из города — вероятно, зашел проведать старого боевого товарища Черняева.

Забравшись в шалаш, Янка наскоро поел и, взяв карандаш и бумагу, стал писать Лауре большое письмо. Это было не обычное письмо, а маленькая поэма — отрывки ее, написанные ранее в виде отдельных стихов, Янке пришлось только привести в порядок. В ней ни разу не упоминалось имя Лауры и нигде не говорилось «я люблю тебя», но смысл этих стихов мог быть непонятен разве только слепому.