Семиклассницы

Студенты читали, а чайник на керосинке тихонько булькал. И под мирное бульканье чайника нестерпимо страшно было увидеть в газете фотографию казнённой девушки, мёртвую красоту лица, вихрь размётанных волос над мраморным лбом.

«…Таню похоронили без почестей, за деревней, под плакучей берёзой, и вьюга завеяла могильный холмик.

А вскоре пришли те, для кого Таня в тёмные декабрьские ночи грудью пробивала дорогу на запад.

Остановившись для привала, бойцы придут сюда, чтобы до земли поклониться её праху и сказать ей душевное русское спасибо. И отцу с матерью, породившим на свет и вырастившим героиню; и учителям, воспитавшим её; и товарищам, закалившим её дух.

И немеркнущая слава разнесётся о ней по всей советской земле…»

Дашенька просидела всю ночь на табуретке у окна общежития. За окном метался и мучился ветер, и где-то не переставая стучал на дереве сломанный сук, словно заступ о мёрзлую землю.

А под утро непогода вдруг улеглась. Впервые за много дней небо разъяснилось, взошло солнце и ослепительно засияли ледяные цветы на оконном стекле.

В эту ночь Дашенька сказала себе: никогда не дам жить сердцу спокойно. Чтобы постукивало смирно и ровненько? Никогда!

Она рассказывала девочкам о Зое. В слова её сами собою врывались стихи. Она не могла читать их без дрожи.

Вы, гуси, летите, воды не мутите,
Пускай вас домой отнесёт…
От песенки детской до пытки немецкой
Зелёная речка течёт.

Ты в ясные воды её загляделась,
Но вдруг повалилась ничком.
Зелёная речка твоя загорелась,
И всё загорелось кругом.

Идите скорее ко мне на подмогу!
Они поджигают меня.
Трубите тревогу, трубите тревогу!
Спасите меня от огня!
……………………………………

И кажется ей,
             будто сёла пылают,
Деревни пылают вокруг.
Но в пламени этом шаги раздаются.
Гремят над землёю шаги.
И падают наземь,
             и в страхе сдаются,
И гибнут на месте враги.
Гремят барабаны, гремят барабаны,
Труба о победе поёт.
Идут партизаны, идут партизаны.
Железное войско идёт.
Сейчас это кончится.
             Боль прекратится.
Недолго осталось терпеть.
Ты скоро увидишь любимые лица,
Тебе не позволят сгореть.
И вся твоя улица,
             вся твоя школа
К тебе на подмогу спешит…

Зазвенел звонок, трезво размеривая школьную жизнь на часы.

— Ещё! — коротко крикнула Наташа.

— Ещё! — слышала Дашенька. — Говорите! Ещё!

Но звонок звенел, и из коридора уже доносился топот резвых ног, шум голосов; дверь класса приоткрылась, просунулась чья-то весёлая рожица:

— А, семиклассницы! Без перемены сидите?

Пора Дашеньке уходить. Она оставила девочкам сочинения, ничего о них не сказав, и быстро шла коридором. В душе её мешались горечь и счастье. Лёд сломан. В отношениях с классом наступил перелом. Дашенька любила своих учениц за пережитое вместе с ними волнение. Они — настоящие люди! Она их любила.

— Дарья Леонидовна! — окликнули сзади.

Она обернулась и увидела Валю Кесареву.

— Дарья Леонидовна, вы помните моё сочинение? Что вы мне поставили?

Кесарева не поняла, почему лицо учительницы разом потускнело, как будто с него стёрли краску.

— Я не ставила отметки, — сухо ответила учительница.

— А всё-таки? А если бы? — упорствовала Кесарева. — Я не хуже написала, чем Тихонова?

— Совсем по-другому.

Дашенька ушла, не вступая в объяснения.

«Конечно, ты написала хуже! Потому что ты — Кесарева, и даже Зоя не отвлекла тебя от мысли о своих успехах. О, расчётливые и тщеславные люди!»

Дашенька вдруг почувствовала усталость, возбуждение её упало.

«А я-то надеялась, что сегодня произошёл переворот. С Кесаревой ничего не произошло. Ничто не изменилось. Ну что ж. Нельзя падать духом из-за каждой неудачи».

Она не знала, что сегодня же её поджидает ещё неудача.