Семиклассницы

— Отчего же теперь знамений нет?

— В бога не верят, вот и кончились знамения.

Если бы Наташа немного меньше была занята ожиданием отъезда и мечтами о доме, она могла бы заметить, что Феня последнее время стала невесела. И сказки редко рассказывает. Забота у Фени: мамка болеет. Хворь привязалась к мамке с той поры, как в прошлую зиму прислали на отца похоронную.

И других забот у Фени немало. Скоро уроки в школе начнутся, ребята позапаслись карандашами и тетрадками, а у Фени ни тетрадок, ни валенок на зиму нет. Навалит снегу, в чём пойдёшь в школу?

— Я тебе все свои тетрадки оставлю, — обещала Наташа.

— Оставляй, — равнодушно согласилась Феня, продолжая между разговором подбирать картофель из отвороченной плугом борозды.

Фенино равнодушие задело Наташу. «Какая это подруга, если ей безразлично, что скоро мы расстаёмся! Обо всём говорит, только о разлуке не вспомнит. Уеду из Нечаевки, а ей и горюшка мало».

Наташа отряхнула с платья землю и медленно побрела вдоль борозды. Думала, Феня окликнет, но слышен был лишь стук картофелин о стенки бадьи. Какая же это подруга?!

На краю поля стояла знакомая рощица. Летом здесь бывало тенисто под курчавой зеленью пышных берёзок. Сейчас листья опали, только, похожие на мётлы, желтели макушки. Казалось, берёзки вытянулись, белизна их тоненьких оголённых стволов стала ярче. В рощице было тихо, просторно, бело. Большое, медно-красное солнце повисло над горизонтом, низко над землёй ползла к солнцу лиловая туча.

«Уеду, а берёзки останутся, — подумала Наташа. — А Феня позабудет».

Она села на пенёк, обхватив коленки руками, погрустила, а потом незаметно размечталась. Наташа любила представлять себя героиней. В воображении она только и делала, что совершала всевозможные подвиги. Дело всегда происходило на фронте. Все интернатские ребята оказывались там. И Феня. Ребята занимались обычными фронтовыми делами. Феня перевязывала раненых. А Наташа была снайпером. Она забиралась на сосну, прячась между ветвями в своём белом маскировочном халате. И выжидала. Сейчас начнётся. Жутко!

Вышли фашисты. Началась психическая атака, как в кинофильме «Чапаев». Фашисты надвигались с невероятной быстротой, выставив дула автоматов. Ближе! Совсем близко. Наташа не растерялась и спустила курок. Один фашист упал. Вдруг разорвался снаряд. Что-то ужасное происходило вокруг! Дым, пожар, грохот. Валились деревья. Земля сотрясалась от взрывов.

Наташа целилась и стреляла, стреляла без промаха. Атака отбита.

И вот Наташа лежит, вся в крови, на носилках и умирает. Вокруг носилок собрались ребята. Жалко Наташу! Ещё бы не жалко! Наташа слышит: ребята шёпотом обсуждают, какая была она замечательная, ничего не боялась. Положила за Родину жизнь.

А Феня стоит позади всех, обливаясь слезами.

«Я не сержусь, что ты меня забыла, едва я уехала в Москву», — сказала Наташа слабеющим голосом.

Феня заплакала навзрыд:

«Прости, прости! Разве я знала, что ты героиня!»

Наташа не умерла. Её вылечили и привезли в Москву, в Кремль.

Михаил Иванович Калинин вручил ей орден и сказал: «Вот верная дочь нашей Родины! Всем пример».

А она ответила:

«Служу Советскому Союзу!»

Тут Наташа — не героиня, а обыкновенная девочка, сидевшая, обхватив колени, на берёзовом пеньке в осенней роще, — глубоко вздохнула. Что воображать дальше, она не знала. Все её подвиги увенчивались наградой и славой, и, удовлетворённая, Наташа возвращалась в реальную жизнь.

Налетел ветер. Жёлтые мётлы длинноногих берёзок зашатались, стаи листьев, как бабочки с золотыми крыльями, взвились вверх. Это было странное и удивительное зрелище. Листья не хотели падать, кружили над рощей хоровод.

Лиловая туча догнала солнце, завесила. Сразу вечер потемнел. Бедные листочки погасли, медленно и печально опускаясь на землю.

Вдалеке, на картофельном поле, Наташа различила суетящиеся фигурки ребят. Жгли костёр. Пламя то вскидывалось, раздуваемое ветром, и тогда был слышен испуганный визг девочек, то стелилось понизу. Вон что ребята затеяли!

Наташа вприпрыжку побежала к костру. Ребята пекли в углях картошку. Тася Добросклонова, визжавшая громче всех, когда костёр с треском выпаливал в небо столб искр, при виде Наташи приняла загадочный вид.

— Ребята! Девочки! Прогульщикам секрета не открывать! Прогуляла, Наташенька? А мы что знаем, то знаем! А тебе не узнать.

— Не узнать! Не узнать! — подхватили, хлопая в ладоши, девчонки.

И даже Дима, Тасин брат, с которым столько раз Наташа ставила в бочагах Бабухи жерлицы на щук и вместе ухаживала за Королевой, даже Димка дразнил:

— Отгадай! Не отгадаешь, терпи до завтрашнего утра.

Что-то случилось. Ребята ликовали вокруг костра. А Феня, изогнувшись от тяжести, тащила в конец борозды бадью.

— Чего они празднуют? — спросила Наташа, догоняя её.

Феня опрокинула бадью в ворох, подшвырнула ногой откатившуюся картофелину, вытерла рукавом потный лоб. Её чумазое лицо, с голубенькими, как цветочки льна, глазками, было грустно.

— Последний день и то скрылась.

— А-ах! — вырвалось у Наташи.

— Вот тебе и ах, руками мах. Пока разгуливала, воспитательница оповещать прибегала. Завтра интернату отъезд.